Скрипачка
Шрифт:
Ночь перевалила за середину. Теперь в Ленкином доме почти все окна были черны.
Алька нажала на кнопку. Глазок в двери какое-то время оставался темным, как вода на глубине, затем вспыхнул веселым желтым светом. Алька услышала мягкие шаги, потом глазок вновь на секунду потемнел — и дверь распахнулась.
Ленка стояла на пороге в халате и шлепанцах на босу ногу. Светлые, словно серебристые волосы были заплетены в косу — на ночь. Сонливость в лице боролась с удивлением.
— Ты? — Ленка посторонилась, пропуская Альку в квартиру. —
— Ничего, — выдавила Алька с трудом и повесила куртку на вешалку.
— Куда ты делась со второго отделения? Ирка ничего вразумительного мне не сказала.
— Она меня отпустила.
Ленка так знакомо передернула плечами. От нее веяло уютом, домом, покоем, прерванным сном и доброжелательностью. Аля снова, в который раз, начала сомневаться. Она тайком искала в Ленкином облике следы чужого, страшного, необъяснимого — и не находила. Ленка. Ее Ленка. Обыкновенная, милая, чуточку ироничная, бесконечно женственная.
— Что-то все же случилось. — Ленка двинулась на кухню, зевнула по дороге. — Я поставлю чайник.
— Я не хочу чаю. — Голос прозвучал слишком громко, и она поспешно прикрыла рот рукой.
— Я хочу. Мама в больнице, так что не бойся — кого могла, ты уже разбудила.
Ленка включила чайник, полезла в холодильник, достала оттуда банку сгущенки, сковородку с котлетами.
— Тебе можно? — Она указала на плотно уложенные аппетитные котлеты. — Или тебя все еще тошнит?
— Меня не тошнит. — Алька села за стол, машинально потрогала солонку в форме фарфорового котенка с бантиком на шее.
— Концерт прошел успешно, — вскользь заметила Ленка, беря котлету и пристраивая ее на ломтик хлеба. — Французы, говорят, без ума. Особенно от нашего соло. — Ленка тонко улыбнулась, расставляя большие керамические бокалы. — Давай поужинаем, что ли. Или нет — скорее позавтракаем: времени пятый час.
Алька никак не могла заставить себя нарушить этот мирный, уютный, неторопливый тон их беседы, вырвать Ленку из мягкой, домашней, утренней сонливости, вырваться самой, снова погрузиться в отчаяние и мрак.
Ленка умолкла на мгновение, отошла к плите, затрещала зажигалкой. Алька почувствовала, что больше тянуть нельзя, просто невозможно.
— Лен!
— А! — Ленка обернулась от плиты, выжидающе глянула на подругу.
— Я хочу тебе сказать одну вещь.
— Опять насчет Рыбака? — Ленка вернулась за стол, села напротив Альки.
— Ну… да, о нем. И не совсем о нем. Кое-что еще.
— Ну давай. — Ленка скрестила руки на груди.
— Я сейчас была в прокуратуре, — быстро проговорила Алька, точно нырнула в холодную воду.
— Сейчас? — изумленно переспросила Ленка. — Ночью?
— Ну не совсем сейчас, несколько часов назад.
Ленка, ничего не говоря, продолжала смотреть на Альку с удивлением.
— Я… рассказала все. Все, что узнала о Кретове.
— Да что такого ты узнала о Кретове? Про его партитуры несчастные, что
— Я не болела. — Алька опустила голову, уперлась глазами в стол. — Я обманула тебя. На самом деле я была на даче у Крета. Нашла там то, что хотела найти. Паспорта на итальянские инструменты! — Алька замолчала, чтобы посмотреть, какое действие произведут на Ленку ее слова. Но та казалась совершенно спокойной, красивое, строгое лицо ее уже разгладилось, в голосе, когда она начала говорить, не промелькнуло ни одного неожиданного полутона.
— Ну и что?
— Они лежали среди рукописей партитур. В самих партитурах не было ничего ценного. Я забрала бланки с собой, отдала их Ваське, думала, он мне поможет. Но он исчез сегодня утром… Оттого мне было так плохо на концерте.
— Васька? — недоуменно протянула Ленка. — При чем здесь Чегодаев?
— Ты права. Теперь уже ни при чем… После того что я выяснила в то время, когда шел концерт.
— Господи, с тобой книжки читать не захочешь! Прямо Агата Кристи!
Мягкий, беспечный Ленкин смех больно резанул Альку. Неужели она так уверена, что никто никогда…
— Помнишь, мы с тобой предполагали, что Кретов последнее время чего-то боялся? Я еще во Владимире, на той проклятой репетиции, обратила внимание, что он сам не свой. У него ужас был в глазах, настоящий ужас. Я не могла понять отчего. Думала, кто-то охотится за его рукописями. А оказалось, есть свидетель, которому Крет поведал, что его хотят убить. Убить за то, что он отказался дальше возить бесценные скрипки. Убийцей должен был стать человек по кличке Флейта.
— Флейта? — переспросила Ленка неестественно громким, звенящим от напряжения голосом.
— А потом я пошла к Кретовой, и мы… говорили с ней про тебя, — совсем тихо прошептала Алька.
На мгновение наступила пугающая тишина, нарушаемая только назойливым тиканьем больших настенных часов. Потом Ленка бесшумно поднялась, приблизилась к Альке, легонько обняла ее за плечи.
— Алька, глупышка! Ну чего ты сама дергаешься и меня заводишь? Что могла тебе рассказать обо мне старуха Кретова? Я с ней в детстве виделась-то раза три, не больше. Что мы с ней помним друг о друге?
Алька осторожно высвободила плечо из Ленкиных рук:
— Пожалуйста, Лен, не надо больше! — Голос ее задрожал. — Она прекрасно о тебе помнит! И о том, как ты любила играть на флейте, тоже!
— Боже мой, вот чушь-то! — Ленка расхохоталась, весело, звонко, как никогда не смеялась в обычной жизни, оставаясь всегда чуть приглушенной, в полутонах. — Я наконец поняла! Из всего этого ты сделала вывод, что Флейта — это я и я угробила Крета! Ну спасибо тебе, подружка. Огромное спасибо! С этим ты ходила в прокуратуру?
Алька кивнула, чувствуя, как внутри у нее все леденеет.