Скрытая одержимость
Шрифт:
Сейчас темно, и я не знаю, который час и сколько времени проспала.
– Пожалуйста, больше не спрашивай меня об этом, – тихо прошу я.
Она кивает в знак согласия и, потянувшись, включает лампу на прикроватном столике. Я щурюсь от яркого света, а когда мои глаза привыкают к нему, замечаю, что Вайолет одета в пижаму. Это означает, что я проспала бо`льшую часть дня.
– Вот, держи, – говорит она, протягивая мой телефон. – Грейсон пригнал твою машину.
Я беру телефон и кладу его на подушку рядом с собой экраном вниз.
– Спасибо.
– Завтра начинаются занятия, – говорит она.
–
– Может, мы прогуляем? – спрашивает Вайолет, и я чувствую, как мои глаза начинают гореть от подступающих слез.
Как может существовать местоимение «мы», когда мир вокруг меня рушится, и я не хочу, чтобы с моей лучшей подругой случилось то же самое?
– Возможно, – осторожно отвечаю я, – но я не думаю, что тебе тоже следует пропускать занятия.
– Хорошо, – соглашается Вайолет, слегка нахмурившись, – давай обсудим все утром. – Она поднимается с дивана и направляется к лестнице.
– Хорошо.
Дождавшись, пока Вайолет поднимется наверх, я проверяю время на телефоне и вздрагиваю от неожиданности. Три часа ночи! Можно только представить, какие звуки я издавала во сне, что моя лучшая подруга вскочила с постели и прибежала сюда. Подняв с пола валяющуюся подушку, я взбиваю ее, кладу под голову и переворачиваюсь на спину. Вайолет оставила лампу включенной, что меня вполне устраивает. Это позволяет мне сосредоточиться на чем-то другом, кроме ощущения крови на моей коже, хотя я ее давно уже смыла.
Внезапно мой телефон издает вибрацию, и я, не раздумывая, беру его в руки и открываю текстовое сообщение.
Мгновение мне кажется, что мой разум словно отключается, потому что я не могу понять, что вижу перед собой. На фотографии, присланной Майлзом, запечатлен один из тех огромных белых холодильников, которые часто используются для хранения мяса, когда семья отправляется на охоту. Моя семья никогда не увлекалась подобными вещами, но в начальной школе у меня был друг, с которым мы часто ездили охотиться на дичь. У них в гараже стояла точно такая же морозильная камера, где они хранили излишки мяса.
Я прикрываю рот рукой.
Он же не имеет в виду, что парень, вернее, тело человека, которого он убил, находится там, не так ли?
Майлз больше не пишет, а я слишком шокирована, чтобы ответить на его предыдущие сообщения. В этот ночной час мы оба словно оказались в каком-то другом, странном мире.
Я удаляю фотографию и откладываю телефон в сторону, чувствуя, что с исчезновением этого изображения мне становится легче дышать. А глубоко вдохнув, я осознаю, что в моей квартире больше нет тела того мертвого парня. Скорее всего, Майлз не сообщал о произошедшем в полицию, потому что никто не ищет меня и не арестовывает. Однако мое волнение все еще велико, поэтому я вскакиваю и на цыпочках прохожу в кухню. Обнаружив там пакет чипсов и початую бутылку виски, который добавляла
О, зомби!
Кажется, я схожу с ума.
Первый глоток вызывает жжение в горле, и я морщусь, а затем, открыв пакет с чипсами, укутываюсь в одеяло и снова подношу бутылку к губам. Я пью еще и еще, пока наконец не чувствую, как жжение постепенно сходит на нет, а затем расслабляюсь и откидываю голову на подушку. Глядя на то, как кто-то борется с зомби, пытаясь выжить, я непроизвольно беру телефон в руки и, прищурившись, вывожу на экран номер Майлза.
– Уиллоу? – сразу же отвечает он.
Черт, как мне нравится его голос!
– Почему ты звонишь мне среди ночи?
Мне сложно ответить, потому что я не знаю. Его голос звучит хрипло, словно я его разбудила, но это невозможно, ведь он только что отправил мне это сообщение.
– О, так ты получила мое сообщение, – в трубке раздается тихий шорох, как будто он переворачивается в постели. – Похоже, получила, – продолжает он. – Не молчи. Ты не можешь игнорировать меня, детка.
Его слова словно открывают мне глаза.
– Не зови меня так, – с раздражением говорю я.
Мы уже через это проходили.
Он тихо смеется мне на ухо, а я не понимаю, как он может веселиться после того, как убил того парня. Как он вообще может вести себя так… нормально?
– Хорошо, – соглашается он. – Ты сейчас у Грейсона и Вайолет?
– Да, – шепчу я. Похоже, он все же вынудил меня заговорить с ним.
– Спишь на диване?
– Возможно.
– Пьешь виски?
Несколько секунд я с грустью смотрю на бутылку, а затем поворачиваю голову к окну, выходящему на фасад дома. С трудом различая свет фар на подъездной дорожке, я замечаю, что он не исходит ни от автомобиля Вайолет, ни от грузовика Грейсона, ни от моего собственного, припаркованного за машиной моей лучшей подруги.
– Почему ты на улице? – неожиданно спрашиваю я.
– Может быть, стоит подойти и спросить?
Но я не хочу этого делать. Или все же хочу?
Я уже почти готова к выходу: осталось только надеть пальто и ботинки. Любопытство толкает меня к входной двери, открыв которую, я выхожу на улицу, все еще держа телефон у уха, не прерывая звонка. По моим рукам пробегают мурашки, и я начинаю дрожать, но не двигаюсь с крыльца, пристально глядя на его машину.
– Давай же, – подбадривает он, – если, конечно, ты не боишься.
Я расправляю плечи. Мне не нравится, когда мне бросают вызов, но та часть меня, которая всю жизнь жила в атмосфере соревнований, просто не может оставаться в стороне. Поэтому, не задумываясь, я говорю:
– Я не боюсь.
– Тогда садись в чертову машину.
Его слова словно оживляют мои ноги. Я быстро сбегаю по ступенькам крыльца, пересекаю дорожку и, резко открывая пассажирскую дверь, ныряю внутрь, не глядя на Майлза.
Как только я оказываюсь внутри, он запирает двери, и только тогда я поворачиваюсь и рассматриваю его. На нем джинсы, ботинки, черная шапочка, из-под которой выбиваются темно-русые волосы, свитер с молнией, застегнутой до подбородка, и коричневая кожаная куртка, надетая поверх него.