Скрытый Пророк

Кнаак Ричард А.

Нет, эдиремам лучше всего держаться вместе, особенно если им всем суждено умереть. Во всяком случае, есть какой-то шанс на борьбу.

— Вот и он, — внезапно и тихо объявил Мендельн.

Ульдиссиану не пришлось бы спрашивать брата о том, что он имеет в виду, даже если бы он не увидел это в то же самое время. Гигантский храм сверкал, несмотря на пелену облаков, сверкал, словно алмазный. Ульдиссиан не мог различить деталей, кроме остроконечных шпилей, возвышающихся над всем остальным.

На таком расстоянии, на котором эдиремы находились от него, его появление означало,

что мало времени осталось до того, как Инарий устанет ждать. Последователи Ульдиссиана были почти на полпути между Собором и городом — отличное место для любого жуткого представления, которое мятежный ангел хотел устроить.

— Разве не должны были мы увидеть также Золотой Путь? — сказал брат Ульдиссиана и добавил. — Я думал, он должен быть очень близко.

Золотой Путь был дорогой, связывающей напрямую Кеджан и Собор Света, путём, которым паломники ходили к святыне и возвращались назад в столицу. Название несло духовный посыл и было никак не связано с внешним видом: Путь был всего лишь дорогой, прокошенной прислужниками Пророка. Теперь её уже истоптали тьмы каждодневных прихожан, которые вытаптывали любой росточек, достаточно глупый для того, чтобы попытаться вырасти на дороге.

Но хотя не было сомнений в том, что с момента, когда прошёл последний паломник, прошло не больше двух дней, теперь здесь не было — насколько мог видеть глаз, а Ульдиссиан и ещё дальше — ничего, кроме высокой травы. Золотого Пути больше не было.

— Отец, — в лоб заметил Ратма, хотя это и так уже все поняли.

Ульдиссиан поднял руку, давая эдиремам знак остановиться. Он не мог никому позволить идти вперёд, пока тщательно не изучит зону впереди. Это могла также быть уловка поджидающих демонов, которые, предположил он, должны были быть заодно с Инарием. В конце концов, они получали такую же пользу от гарантированного падения Ульдиссиана, что и ангел.

Убедившись, что небо остаётся покрытым пеленой, Ульдиссиан заглянул внутрь. Он дал своему дару устремиться вперёд и начал процесс методичного поиска. Какая-то часть его также надеялась, что он сможет найти какие-нибудь следы Ахилия, хотя это становилось всё менее вероятным.

Ульдиссиан направил всё своё внимание на то, чтобы убедиться, что путь впереди безопасен. Он не даст своим людям стать жертвами махинаций Инария. Он не позволит этому случиться…

Крики атаковали его со всех сторон — эдиремы мысленно посылали отовсюду возгласы страха. Отрываясь от поиска, Ульдиссиан почувствовал, что Серентия жестоко трясёт его.

— Ульдиссиан! А ну вернись в… — её голос оборвался.

Он повернулся — и вдруг его ноги и одну руку оплели то, что он поначалу посчитал тонкими щупальцами. Но ничем таким они не были. Вместо этого самая трава пыталась свалить его. Того хуже, он быстро увидел, что всех эдиремов уже либо оплело, либо тянуло под землю. Некоторые почти скрылись под поверхностью.

И худшим местом было то, где стояли дети и другие, кто не мог по-настоящему защитить себя. Несмотря на храбрость их защитников, они были оторваны друг от друга и утянуты в разных направлениях. Было жутко слышать их крики.

Ульдиссиан

приложил ладонь к траве, спутывающей его. Огонь сжёг эти стебли, но почти сразу же в два раза большее их количество выскочило из обожжённых концов. Та же беда повторялась вновь и вновь, и даже Ратма тщетно пытался освободиться.

Это не было случайностью. Ульдиссиан сделал именно то, чего Инарий хотел от него. Он намеренно подстроил ситуацию, которая должна была отвлечь лидера эдиремов, — ситуацию, которая целиком поглотила бы внимание Ульдиссиана, — пусть ненадолго. Сын Диомеда вновь оказал ему услугу, придя прямо в его ловушку. Всё, что ангелу было нужно, был этот момент.

Трава затянула его горло. Ульдиссиан изо всех сил тянул за то, что уже было обвито вокруг него. Не без усилий он призвал силу, которая начисто отрезала всю ближайшую траву.

Но опять поле не только восстанавливало себя быстрее, чем он мог уничтожать его, но становилось более яростным. Крики, которые постоянно бомбардировали слух Ульдиссиана, были не просто криками страха… Это была предсмертная агония.

Его люди умирали. Ульдиссиан снова подвёл их.

Его разум разгневался на равнодушную сущность Пророка. Для ангела люди были менее чем пустым местом. Вероятно, они до сих пор существовали потому, что Инарий не вынес бы, если бы некому было демонстрировать своё величие. А ещё потому, что полное одиночество было бы чрезмерным даже для него.

То, что Инарий мог называть себя воином Света, чемпионом Добра, было издёвкой, которую Ульдиссиан находил слишком жестокой. Он представил Инария в образе Пророка, красивого вечного юноши, который смеётся над его беспомощностью.

Этот образ в своей голове Ульдиссиан сжёг с яростью, которую никогда не испытывал до этого. Сыну Диомеда казалось, что он вот-вот взорвётся, но выхода это чувство не находило. Ему было нужно что-то, по чему ударить, и здесь была только трава.

Трава…

Трава…

Как случалось раньше, пламя неистово вспыхнуло повсюду вокруг него. Это был не просто огонь, какой можно было наблюдать в лагере прошлым вечером, но огромное изумрудное и жёлтое пламя, которое съедало ближайшие стебли так быстро и тщательно, что не оставалось ничего, из чего могла бы вырасти новая трава.

И этот огонь распространился по региону, с намеренным безумием полыхая вокруг эдиремов. Он оставлял от травы только чёрный пепел, но ни один из людей Ульдиссиана не получил ни ожога. Им пламя казалось коротким дуновением прохладного ветерка, ласкающего их.

Но мало было просто выручить эдиремов из ловушки, в которую он привёл их. Ярость Ульдиссиана не знала пределов. Вдруг всё вокруг показалось ему угрозой для его приверженцев и особенно — для него. Каждый стебель травы, насколько хватало глаз, был монстром, служителем Пророка. Пристально глядя на стебли, Ульдиссиан только хотел, чтобы их не стало.

Огонь исполнил его волю. От эдиремов он бросился во всех направлениях, поглощая растительную жизнь. За собой он оставлял чернеющий ландшафт, который, спасибо сыну Диомеда, был ничуть не горячим.