Скрытый Пророк

Кнаак Ричард А.

Стоя неподвижно, как скала, Ахилий ждал. Трава продолжала странно колыхаться, но ничто не показывалось.

Наконец начиная выходить из терпения, охотник сделал шаг вперёд. Он мгновенно заметил какое-то оживлённое движение у ближайших растений. Ахилий снова остановился и поднял лук.

И снова его ждало разочарование. В детстве Ахилий слышал выражение «терпение мертвеца», но теперь ему довелось узнать, что для него оно было несправедливо. Даже воля охотника имела свои пределы, и он достиг этих пределов уже очень давно. В самом деле,

мёртвое состояние сделало его ещё более нетерпеливым, чем он был при жизни.

Всё ещё держа лук наготове, Ахилий в конце концов направился вперёд. К его удивлению, в точке, в которой он ждал, что кто-то прячется, не нашлось ничего. Ни зверя. Ни демона. Почти как если бы трава двигалась по своей воле.

Хмурясь, светлокудрый лучник потёр покрытую грязью щёку. Его инстинкты — и, возможно, то, что сходило ему за способности эдирема, — были такими же сильными, как если бы он всё ещё дышал, и они уверяли его в том, что что-то не так. Но что именно было не так, определить было невозможно.

Ночная пора беспокоила его меньше, чем Мендельна или Ульдиссиана. У молодого Ахилия всегда было исключительное ночное зрение. После смерти оно только обострилось. Он педантично осматривал область в поисках намёка на угрозу, которая, как он чувствовал, без сомнения окружала его.

Его внимание привлёк маленький тёмный объект, торчащий из травы слева от него. Положив лук рядом с собой, — но держа пальцы возле него, — Ахилий свободной рукой потянул за объект. Трава густо оплела его, оплела так сильно, на самом деле, что он чуть не разорвал то, что пытался вытащить.

Рассердившись, Ахилий отнял ладонь от лука и выхватил нож. Трава плохо резалась, но в конце концов ему удалось справиться с ней.

Это было искалеченное тельце чёрной птицы. Тельце было едва не раздавлено, и трава так сильно оплела тело, что голова и крылья были чуть ли не отделены.

Ахилий рассудил, что смерть настигла птицу не далее как день назад. Если бы по обыкновению поблизости были мухи, тело оказалось бы в худшей форме. Ахилию стало не по себе оттого, что до сих пор ничто не пришло покормиться падалью. Он ворочал птицу, пытаясь определить, что убило её. Кроме густо оплетённой травы, не было никаких признаков чего-либо, что могло бы нанести раны.

Он напрягся. Удерживая взгляд на мёртвой птице, он медленно опустил труп на землю. В то же время Ахилий поднёс руку с ножом к раскрытой ладони. Он перекинул клинок в другую руку и начал тянуться за луком.

Его пальцы так и не достали до него. Его запястье было схвачено, и то, что оплело его, затянулось так сильно, что остановило бы кровоток у живого человека.

Ахилий развернулся и опустил нож. Острое лезвие вонзилось глубоко в траву.

Его вторая ладонь освободилась, трава, оплетшая запястье, отпала и стала извиваться на земле. Охотник потянулся за луком…

Трава кинулась на него

со всех сторон. Она оплела его руки, словно сотня змеиных колец. Ахилий умудрился перерезать ещё несколько стеблей, но его связанная ладонь уже не могла дотянуться до остальных.

Вдруг трава под ним пришла в движение. Земля стала мягкой, и, к своему ужасу, Ахилий начал погружаться.

«Только не снова! Только не снова!» Он с содроганием вспомнил щупальца демона в лесу и как он в один момент был уверен, что существо затянет его под землю. Вместо этого оно пожелало разорвать его на части, но эта судьба — понятное дело, более предпочтительная для него — не могла ждать его здесь.

И пока пытался удержаться на поверхности, охотник понял, что это был не единичный случай. Он обнаружил часть стратегии Пророка. Ангел намеревался украсть всю надежду у Ульдиссиана к моменту, когда они сойдутся друг с другом в поединке. Вероятно, по всем лугам были скрыты ещё такие страшные точки — возможно даже, с разными ловушками.

Нога Ахилия погрузилась в мягкую вывороченную почву. Он попытался высвободиться не только ради себя самого, но и ради друзей.

Ради Серентии…

Но хотя лучник сражался за пределами возможностей смертных, он ничего не мог поделать: вторая нога последовала за первой, и вот он уже был по пояс в земле. Тогда ему ничего не оставалось, кроме как дожидаться своей участи.

Пустая рука следующей ушла под землю. Ахилий ворочал ножом, пытаясь освободить оставшееся запястье. Острое лезвие перерезало несколько стеблей, и наконец Ахилий смог лучше управлять рукой. Он быстро разрезал оставшуюся траву вокруг запястья.

Ладонь освободилась. Приложив нечеловеческие усилия, охотнику удалось ослабить захват предплечья. К несчастью, вторая рука была полностью под землёй и крупные длинные листы уже тянулись к его горлу. Земля — голодная земля — была в каких-нибудь дюймах от его лица.

Ахилий исторг отчаянный рёв. Он развернул нож и стал яростно копать у основания траву возле своей головы. Ахилий неистово рубил землю, перерезая все растения, до которых мог дотянуться. Он почувствовал, что давление на его руку ослабло. Словно мокрый пёс, он стряхнул землю с другого плеча.

С ухмылкой, которую могла даровать только смерть, Ахилий слегка приподнялся. Это дало ему ещё немного места, чтобы развернуться. Он тут же приступил к работе ножом. Всё большая часть его закопанной руки высвобождалась.

Но затем из-под земли, из тех нескольких корней, которые он оставил после того, как перерезал стебли травы, выскочили новые ростки. Они выросли в полную мощь ещё до того, как он успел осознать ненормальность этих всходов.

И с жаждущей силой новые лезвия обвили его в таком количестве, что стало казаться, будто Ахилий носит рубашку из травы. Они усилили захват его руки, и хотя он отказывался выпускать нож, они поработали над тем, чтобы он стал для него так же бесполезен, как и всё остальное.