Скуф. Маг на отдыхе 5

Токсик Саша

А там, глядишь, и отсудит себе чего-нибудь. Или, не будь дурой, возьмёт принца нахрапом и потом всю жизнь будет получать алименты.

А, то и сойдутся душа в душу. Ну, это я, конечно, шучу.

Ладно…

Это всё очень забавно, но мы в свою очередь поспешили покинуть город.

Два часа по пустой ночной дороге обратно, и вот, мы в императорском дворце на приёме, будто и не уходили никуда. Если лордик решит нам что-то предъявить, то пусть сперва попробует что-то доказать. А без доказательств качать на меня при всём цвете Империи —

верный способ получить вызов на дуэль.

Да и потом!

Будем решать проблемы по мере их поступления. А осадить британского ублюдка было нужно. Законы он перепишет, ага. Переписывалка не выросла.

— Играйте! — услышал я рёв Морозова, едва мы вернулись в главный зал. — Давайте же! Веселей! Йэ-хэ-хэээй!

Время было к трём часам ночи, и картина здесь резко изменилась. Подавляющая часть графов, баронов и иже с ними отвалилась спать; остались лишь самые стойкие. Разбившись на группки по интересам, аристократы продолжали кутить несмотря ни на что.

Вот и у Морозова была своя группка, правда вот не сидячая.

Раскрасневшийся граф собрал всех неспящих барышень на «танцполе», — да простит мне Его Величество подобную формулировку в отношении залы его дворца. Итого вокруг него было несколько совсем юных девиц, несколько дам нашего с ним возраста, и даже одна почтенная матрона явно за шестьдесят.

Германа, как это полагается, хватало на всех.

И не было в действиях Морозова тайного смысла. И был посыл его ясен. Граф просто любил женское внимание и веселиться. Веселиться и женское внимание.

— Стоп-стоп-стоп! — крикнул Герман на бедолаг-музыкантов, когда те попытались начать играть вальс. — Господа, ну ночь же! Ну хватит! Официальная часть закончена! Хочется уже немного расслабиться и отпустить голову! Я прав, барышни?!

— Да, Герман Григорьевич!

— Ваше Сиятельство? — отдельно уточнил он у бабульки, согласна ли та отпускать голову.

— Несомненно, Герман Григорьевич! — поддакнула бодрая старушка.

— Отлично!

С тем Морозов запрыгнул на сцену и шепнул что-то на ухо солисту. Солист почесал в затылке, быстро посовещался с группой, а потом начался, что называется, джем. Сперва неуверенный. Но довольно быстро музыканты нащупали ритм, — особенно трудно было вклиниться виолончелисту, — нарастили темп и:

— Я отрываюсь от земли! — тоненько пропел солист. — Я от тебя на полпути! И мне так важно, что ты думаешь об этом!

— Аааа-ааааа! — бэк-вокалом помогла группа.

— Во! — крикнул Морозов. — Ну другое же дело! А то я уж думал, что придётся за цыганами ехать! — и тут заприметил в зале меня. — О! Василий Иванович! — Герман спрыгнул со сцены и зашагал в мою сторону. — Однако своеобразное у тебя представление об «отскочу ненадолго»!

Взмах руки и рядом с нами появился специально-обученный лакей с подносом, полным бокалов игристого. Морозов залпом опрокинул один, поставил обратно и сразу же взялся за второй. Я тоже взял два. Вот только один для себя,

а второй собирался передать Елизавете Григорьевне, но… внезапно рядом её не оказалось.

— Спасибо, — сказал я и оглянулся назад.

Альтушки сбились в стаю и что-то живо обсуждали, поглядывая на танцующих аристократок. Наверное, взвешивали все «за» и «против» того, чтобы присоединиться. А вот моя зазноба вместе с дочкой отошла ещё дальше, в пустой уголок зала.

— Где был-то? — спросил Морозов.

— Да не бери в голову.

— Как скажешь, — дружище сразу понял, что в это лезть не нужно. — Тогда история! Короче! Решил я недавно к пейнтбольному клубу ресторанчик пристроить. Охотничий, так сказать. Чтобы дичь разная, настойки, ну сам понимаешь?

— Ага, — мотнул я головой.

— Ну вот! Нанял себе, значит, шефинью молоденькую. Звёздная вся из себя, лауреат того и призёр сего, во Франции обучалась, в Италии обучалась, и даже в Грузию на стажировку ездила хинкали лепить, чтобы ровно двадцать складочек было…

Без сомнений, это всё очень интересно. И про настойки, и про хинкали. Но краем глаза я продолжал наблюдать за трогательной сценой, развернувшейся между двумя поколениями Фонвизиных в углу. Мать с дочерью держались за руки и не спеша обменивались репликами. На глазах у обеих выступили слёзы.

— … экономная зараза оказалась. Говорит, мол, знаю где б/ушное оборудование продаётся, не тратьтесь попусту, Герман Григорьевич, смысла в этом нет, сделаем всё в лучшем виде…

Вот Ольга Сергеевна начала активно жестикулировать и, кажется, даже повысила голос. Но от эмоций, насколько я понимаю, сугубо положительных. А вот Лиза совсем растрогалась и уже без стеснения смахивает слёзы.

— … ну и сделала, — тем временем продолжал Морозов. — Поставили мы старые вытяжки, а они грязные все, чумазые, и в жиру. И вот она мне говорит, мол, сама отмою. А я ей: ну давай…

И-и-и-и! Да! Вот он, момент истины! Ольга Сергеевна на эмоциях бросается в объятия матери, а та спешно покрывает её поцелуями.

— … и вот она забрызгивает вытяжку этой дрянью химической. Как её? Шу… Ша…

— Шуманитом, — подсказал я, чтобы не обидеть Германа своей отстранённостью, хотя всё моё внимание по-прежнему было сосредоточено на княгине и её дочке.

— Точно! — крикнул Морозов. — Забрызгала шуманитом и стоит, значит, моет. А одна капелька возьми и капни ей под китель, в декольте…

Ну да, всё правильно.

Аристократы — народ сдержанный и скупой на эмоции; так уж заведено. Там, в Иваново, мы были заняты делом. По дороге домой ехали все вместе, и потому Фонвизины отложили беседу. И вот сейчас, — наконец-то! — могли выговориться.

Что та, что другая.

— … Василий Ива-а-а-аныч! Клянусь честью, это был самый быстрый стриптиз в мире! Причём, знаешь, стриптиз — это ведь что-то такое плавное, томное что-то такое. Тут же нет. Тут прям разухабистый весёлый мясотряс случился…