Скуф. Маг на отдыхе 5

Токсик Саша

А следом за ней и девчонки выбрались без приключений. Ну а я… я вроде как арестован.

— Следуйте за мной, Скуфидонский…

Глава 24

Вдали по коридору раздался топот, и загремели ключи. Затем окошечко в мою камеру приоткрылось и:

— Василий Иванович, — недовольно засопел завхоз, высверливая меня колючим взглядом.

— Да-да? — невозмутимо спросил я, оторвавшись от книги.

— Что же вы балуетесь-то, а? Что же вы мне казённое

имущество ломаете? Я-то в чём перед вами провинился, что вы меня так подставляете?

Вопрос, конечно, резонный. Но вот ведь какая заковыка — его «казённое имущество» пыталось из меня магию высосать. Не навсегда, понятное дело, но заглушить в моменте. Довольно сильный артефакт медленного и накопительного действия, который со временем и на время лишил бы меня возможности пользовать сырую энергию.

А мне оно надо?

А мне оно не надо. Вообще не надо. Я здесь по доброй воле сижу, а вот на большее категорически не согласен. Потому-то и разломал артефакты к чёртовой матери, ибо нечего. Всего поддался ему самую малость, так что хватанула «пиявка» моей энергии через край, обожралась и «сдохла».

— Прошу простить, — пожал я плечами. — Природа моя такова, и ничего я с этим поделать не могу. Защитные механизмы, все дела.

— Понятно, — поджал губы завхоз. — Тогда я вас переводить не стану.

— А и не надо меня переводить, — ответил я. — Мне и здесь хорошо.

Где находится это самое «здесь», я, по правде говоря, пока что не имел ни малейшего понятия. То ли историческая крепость, а то ли застенки какого-то ведомства. Кстати, ни разу не удивлюсь, если нахожусь в одной из Кремлёвских башен.

Из императорского дворца меня доставили сюда в кузове фургона без окон, а я же не кошка, чтобы чисто по вестибулярке ориентироваться.

Тем более в Москве; она ж огромная!

В тьму и сырость с крысами меня не бросали — додумались-таки, что не стоит себя так вести — и отвели в довольно чистую, просторную камеру. Минимализм и аскетичность: стол, стул, узкая одноместная кровать и зарешёченное оконце в трёх метрах над полом.

Чуть ли не с порога меня накормили витаминным салатом и макаронами по-флотски, а затем выдали графин с компотом из сухофруктов и несколько книжек на выбор. «Тёмный Пекарь», «Кодекс Грибника» и «Идеальный Мир для Офтальмолога».

Я просмотрел все три.

«Пекарь» был сборником рецептов, написанным обрусевшим негром из Конго. Вторая книга — чистейшая пропаганда микродозинга мухоморов, а третья оказалась автобиографией врача.

На ней-то я и остановился.

Что до так называемого завхоза — называть его «тюремщиком» у меня язык не поворачивается, потому что ну не удержит он меня в случае чего — то им оказался приятный бородатый мужичок. Эдакий Кузьмич, вот только очень седой. С ним у нас отношения сразу же выстроились доверительные и, я бы даже сказал, «добрососедские». Никаких

каноничных для профессии садистских наклонностей я за ним не углядел.

— Ну ладно, — вздохнул завхоз. — Скажите, Василий Иванович, вам от меня что-нибудь ещё нужно?

— Пакет чая, турку, напильник и календарь с голыми тётьками, — улыбнулся я. — А вообще спасибо за гостеприимство, у меня всего в достатке.

— Понятно, — ответил завхоз.

Оконце закрылось, и я вернулся к чтению. Хотя… если уж честно, то читал я по диагонали и никак не мог сконцентрироваться на тексте. Мысли мои сейчас были далеко-далеко. Я всё продолжал катать в голове разговор с Величеством и пытался вспомнить, кто же был начальником лейб-гвардии двадцать с лишним лет назад…

* * *

Сегодня в половину пятого утра в Российской Империи появилась новая метла.

Приказом Его Величества Петра Петровича люди целой стаей полетели с занимаемых должностей. Ректор Института Одарённых, например, был уволен за растраты. Глава Тайной Канцелярии подозревается в измене против действующего государя и потому более не мог занимать свой пост. Министр Обороны Российской Империи снят с занимаемой должности из-за связей с иностранными спецслужбами — и вот тут уж чья бы, как говорится, мычала.

Все эти прегрешения ещё лишь предстояло доказать, но шестерёнки судебной системы уже завертелись.

Победитель собирался писать свою историю.

Прямо сейчас Гринёв, Державин и Молчанов находились под стражей. В отличие от Скуфидонского, их не стали бросать в застенки, и пока что ограничились «домашним арестом». Не дома, правда, а в покоях императорского дворца и под пристальным присмотром лейб-гвардии, но всё же.

— Пу-пу-пу, — сказал Степан Викторович, выглянув в окошко.

Под окошком стояли чёрные броневики. Одарённые бойцы, до кучи вооружённые огнестрелом, патрулировали территорию.

Весь дворец был оцеплен по периметру, а внутри уже вовсю шли допросы, расспросы, кадровые перестановки и принуждения к лояльности. Ветер перемен вовсю сквозил по коридорам и залам дворца.

Но!

Стоит отдать Петру Петровичу должное, его приход к власти не был кровавым. Ни он, ни его новые ставленники до сих пор не прибегали к крайним мерам; попавшим в опалу людям предоставляли выбор.

— Что будем делать? — спросил бывший ректор и нервно вгрызся в ноготь.

— Лично я ничего не собираюсь делать, — громко и чётко ответил ему Гринёв. — Как верный подданный своей страны, я уповаю на милость и благоразумие Его Величества. Всё будет так, как будет, и никак иначе, — а затем замолчал.

Он хотел было сделать соответствующий жест или одними лишь губами напомнить о том, что комнату прослушивают, но до конца не был уверен в том, что комнату плюс ко всему ещё и не проглядывают.