Сквозь тернии
Шрифт:
– А впоследствии?
– Я бы не сказал, – Евгений Валерьевич оставался задумчивым, что только ещё больше раззадоривало любопытство Элачи.
– Что же, совсем ничего?
– Хм... Есть один момент. Но я не склонен трактовать его, как странность или что-то иррациональное.
– Расскажите!
Евгений Валерьевич недоверчиво глянул на своего собеседника – подобный напор явно тревожил его.
– Вы точно тот, за кого себя выдаёте?
Элачи побледнел. Отпираться и дальше не было смысла. Он сухо сказал:
– В какой-то мере.
Евгений Валерьевич молчал.
Элачи собрался
– Видите ли, из-за подшефной мне организации случилась массовая гибель морских млекопитающих, птиц и некоторых других представителей земной фауны. Это было что-то вроде эксперимента. Эксперимента, который с треском провалился, унеся с собой миллионы ни в чём не повинных жизней, – Элачи сделал паузу. – Я просто хочу разобраться во всём произошедшем, потому что... Я понятия не имею, что именно вырвалось наружу. Возможно, ничего подобного никогда больше не повторится, но возможно и обратное. Мне необходимо знать всё об этом Мячике! Иначе я не смогу дать окончательный ответ на вопрос, почему он один на всей планете сохранил самообладание, – Элачи закончил свою эмоциональную речь и, с надеждой, заглянул в глаза дрессировщика.
Евгений Валерьевич молчал. Потом глянул в ответ на Элачи. Тихо проговорил:
– Зачем всё это?
– Что, простите?
– То, чем вы занимаетесь там у себя. Разве это правильно: корпеть над материей и антиматерией, расщеплять ядра, рубить ход в параллельный мир? Вы никогда не задумывались, к чему это всё может привести? Нет. А надо было – ведь мы это уже проходили. До создания атомной бомбы хоть кто-нибудь задумался, как будет дальше? Вряд ли. Создали. Живём. Точнее не живём, а балансируем, будто на качелях, страшась неверно озвучить собственную позицию, а то ведь могут не так понять, не так махнуть. А что в этом случае? Хм... Ничего. Верёвка пока держит. Так и теперь. Все куда-то стремятся, но толком не знают куда. А самое главное, зачем. Да, развиваться нужно, не спорю, но верен ли выбранный нами путь? Не приведёт ли он в тупик?
– Не совершив пробный шаг, невозможно что-либо понять, – осторожно заметил Элачи.
Евгений Валерьевич грустно вздохнул.
– Боюсь, вы правы. Только сперва нужно отходить в ясли и перейти в первый класс.
– Не понимаю.
– Мы ведь ещё дети. Взрослый, совершив неверный шаг, тут же вернётся в исходную точку, а ребёнок...
– Мы – глупцы, – перебил Элачи. – Ребёнок не совершит этот шаг вообще. Ребенок, стоя на месте, определит верный ход. Я не понимаю, отчего именно так... Почему уровень яслей много выше кафедры доцента?
Евгений Валерьевич вздохнул.
– Боюсь, не нам с вами рассуждать на данную тему. Но я вам всё же расскажу то, что вы так хотите знать. Могли бы сразу открыться – сэкономили бы время. Свое, да и моё.
– Прошу меня извинить. Просто не все способны воспринять истину такой, какая она есть на самом деле.
Евгений Валерьевич кивнул, соглашаясь.
– Мячик подружился со странной девочкой.
– Странной?
– Ну, вообще-то в ней не было ничего такого уж странного. Просто она была слепой от рождения. Её звали Светлана. Девочку направили в наш дельфинарий проходить курс дельфинотерапии. Знаете...
– Да-да, я в курсе, что это такое! Ну же, продолжайте.
Евгений
– Так вот, Мячик и Светлана тут же подружились. Между ними возникла некая связь. Они словно понимали друг друга. Пару раз я слышал, как Светлана обращается к Мячику, будто тот живой человек и понимает то, что ему говорят. Более того, могу поклясться, что это была своего рода беседа. Дельфин отвечал девочке... по-своему. Хотя, по большей части, они молчали.
– А другие дети?
– Мячик играл и с другими ребятишками, учувствовал в представлениях, катал взрослых – обычный дельфин, каких миллионы. Единственная странность – это Светлана.
– А вы уверены, что сама девочка была обычной?
– В смысле?
– Сейчас в прессе масса статей про детей-индиго. Якобы они обладают дополнительными чувствами, так что могут общаться с животными, определять человеческую ауру, лечить заболевания одним лишь прикосновением...
Евгений Валерьевич поджал губы.
– Отчего же, слышал. Но ведь их на глаз не определишь. Да и какая разница – они же все дети, и это самое главное.
– Да, вы, безусловно, правы, но всё равно!.. Вдруг девочка и дельфин и впрямь понимали друг друга?! Могли общаться, как мы с вами!
Евгений Валерьевич вздохнул.
– Я думаю, что девочка просто всё выдумала. К тому же у неё погибли родители. Вы только представьте, каково ребёнку, в жизни не видевшему света, вдобавок ко всему, остаться ещё и круглой сиротой.
Элачи промолчал.
– Вот и я о том же, – Евгений Валерьевич вздохнул. – Знаете, я не поклонник всяческой мистики и прочей кабалистики, что идёт в ногу со временем. Мой мир рационален и познаваем: мне проще поверить в искреннюю дружбу ребёнка и дельфина, нежели во что-то ещё, что даже не имеет научного обоснования. Прощайте. Надеюсь, удовлетворил ваше любопытство, – Евгений Валерьевич направился прочь.
– Постойте!
– Что-то ещё?
– Эта девочка... Светлана. Вы не могли бы оставить мне её координаты?
Евгений Валерьевич отрицательно качнул головой.
– Боюсь, что нет, извините. Я даже не уверен, что она всё ещё находится на территории Украины.
– Как это?
– Светлана больше не посещает дельфинарий. Её документы изъяты фондом детской опеки... да и Мячик последнее время пребывает в таком состоянии... будто его подружка неимоверно далеко.
– Но как же так? Неужели нет способа узнать, где можно было бы найти Светлану?!
– На протяжении последней недели, Светлану привозила машина с российскими номерами. Человек, сопровождавший её, предъявил документ удостоверяющий личность на имя Дмитрия Титова.
– Титова?! – Элачи аж взмок. – Да что же это такое?..
Россия. Байконур. Стартовая площадка №110. Восстановленное здание монтажно-испытательного комплекса РКК «Энергия». «Игра».
На этот раз Малыш молчал дольше обычного. Светлана его не торопила – было не к спеху, да и отсутствие взрослых располагало к подобному единению. Можно было ни к чему не прислушиваться, ни о чём не думать, ничего не говорить. Просто очисть сознание от рутины обыденности, и надувать в воображении переливающиеся мыльные пузыри.