Сквозь тьму
Шрифт:
В хаосе, последовавшем за Шестилетней войной, Хаджадж действительно убедил ункерлантского офицера, отвечавшего за Бишах, оставить город в руках его собственных людей, которые быстро возвели отца Шазли на трон недавно освобожденной Зувайзы. Но тот случай был несравним с этим. Ункерлантеры стремились уйти, чтобы они могли броситься в Войну Мерцающих, которая затем охватила все их обширное королевство. В эти дни у Хаджжаджа не было таких удобных рычагов, с помощью которых он мог управлять делами. Он видел это слишком ясно. Почему никто другой вообще не мог этого видеть?
Стремясь
“Конечно”. Мажордом отвесил ему скрипучий поклон. “Вы захотите быть ближе к новостям по мере их поступления”.
“Так я и сделаю”, - согласился Хаджжадж. Кое-кто в городе знал лучше, чем считать его мастером иностранных дел. Его рот скривился. Желанный король Шазли был одним из таких людей.
Поскольку дождя не было уже несколько дней - даже зимой дожди в окрестностях Бишкека шли с перерывами - дорога укрепилась. Путешествие в город, на самом деле, показалось Хаджаджу довольно приятным. Дорога не была пыльной, как обычно бывает летом, и после прошедших дождей повсюду проросли растения, давно пребывающие в состоянии покоя, поэтому склоны холмов были зелеными, с редкими крапинками оранжевых, красных или синих цветов. Повсюду жужжали пчелы.
Внизу, во дворце, повсюду гудели люди. Хаджжадж не был чрезмерно удивлен, когда его секретарь сказал: “Маркиз Баластро просит аудиенции при первой возможности, ваше превосходительство”.
“Скажи ему, что он может прийти, Кутуз”, - ответил Хаджжадж. “Мне будет интересно услышать, как он превратит это последнее бедствие в триумф альгарвейского оружия”.
“Я бы хотел, чтобы он мог, ваше превосходительство”, - сказал Кутуз, и Хаджаджу пришлось кивнуть.
Пару часов спустя министр иностранных дел Зувейзи приветствовал посланника короля Мезенци в Бишахе. “У вас ужасный вкус в одежде, ваше превосходительство”, - сказал Баластро.
“Учитывая, как редко я их надеваю, это вряд ли должно тебя удивлять”, - ответил Хаджадж. Затем Кутуз принес чай, вино и пирожные. Хаджадж не использовал прохладительные напитки для того, чтобы обострить ситуацию до такой степени, как это иногда у него бывало; он хотел выяснить, что было на уме у Баластро. Поспешно сделав привычные глотки и откусив кусочек, он спросил: “А как обстоят дела у вас и вашего королевства?”
“Мы заставляем ункерлантцев заплатить ужасную цену за Сулинген”, - сказал Баластро. Хаджадж склонил голову, не отвечая. Альгарвейцы приехали в Зулинген не с этой целью. И Баластро признал это: “Мы бы не хотели, чтобы там все обернулось иначе, чего я вряд ли могу отрицать. Мы нанесем Веммелю еще более жесткие удары, посмотрим, не сделаем ли мы этого ”.
“Да будет так”, - пробормотал Хаджадж. Алгарве приобрел властного, требовательного, неприятного союзника. Но если ункерлантцы крепко зажмут удила зубами, кто может предположить, что они сделают с Алгарве ... и с Зувейзой?
Затем, к удивлению Хаджаджа, Баластро сказал: “Но это не то, что я хотел обсудить с тобой сегодня”.
“Нет?” Спросил Хаджжадж. “Скажи
Немного наклонившись вперед, Баластро сказал: “И я так и сделаю, ваше превосходительство. Вы обложили налогом мое королевство за то, что оно первым применило определенные сильные чары в Дерлавайской войне, не так ли?”
Хаджадж никогда раньше не слышал, чтобы о множественных убийствах упоминали так деликатно.Он чуть было не поддразнил Баластро по этому поводу, но сдержался. Все, что он сказал, было: “Да, я расспрашивал тебя об этом, и, думаю, не без оснований. Почему ты упомянул об этом сейчас?”
“Потому что маги моего королевства сказали мне, что внизу, в Куусамо или Лагоасе, наши враги совершили нечто еще более ужасное”, - ответил Баластро.
“Они даже не знают, где именно?” Спросил Хаджжадж, и Баластро покачал головой. Хаджжадж продолжил: “Знают ли они, что именно?” Альгарвианский министр снова покачал головой. Хаджжадж уставился на него с некоторым раздражением. “Тогда почему я не должен верить, что ты плетешь это из цельного куска ткани только для того, чтобы сделать меня счастливее с тобой и еще больше воспламениться против твоих врагов?”
“Потому что, если отчеты, которые я получаю из Трапани, хоть сколько-нибудь близки к истине, половина магов в Алгарве рвет на себе волосы, пытаясь выяснить, какого черта островитяне пошли и натворили”, - ответил Баластро.
Хаджадж изучал его. Он не думал, что Баластро лжет, хотя министр Алг-Гарви не позволил бы одной-шести неправдам помешать ему делать то, что, по его мнению, наилучшим образом послужило бы его королевству. Хаджадж спросил: “Ваши маги думают, что они смогут научиться?”
“Откуда мне знать?” Вернулся Баластро. “Им тоже предстоит война; они не могут преследовать все, что делают другие.Но это было достаточно серьезно, чтобы вызвать у них волнение по этому поводу, и я подумал, что ты должен знать ”.
Под этим он, несомненно, подразумевал, что у него были инструкции из Трапани сообщить об этом Хаджаджу. Министр иностранных дел Зувейзи сказал: “Я проконсультируюсь с магами моего собственного королевства. В зависимости от того, что они скажут, у меня могут быть или не быть к тебе дополнительные вопросы ”.
“Хорошо, ваше превосходительство”. Баластро поднялся с гнезда из кушеток, которое он соорудил для себя на полу кабинета Хаджжаджа. Хаджжадж тоже поднялся. Они обменялись поклонами. Баластро продолжил: “Я пришел сказать тебе то, что должен был сказать, так что теперь я ухожу”. Он снова поклонился и ушел.
Он пришел не для того, чтобы говорить о военной ситуации или политике, которая из этого вытекает. Он пришел поговорить об этом лагоанском или куусаманском колдовстве, чем бы оно ни было. Разве это не интересно? Подумал Хаджадж. Если у Баластро и был какой-то скрытый мотив, то он приложил немало искусства и усилий, чтобы скрыть его.