Слабак, или Месяц после смерти
Шрифт:
– Аппарация открыта далеко не всем, а только тем, кто посвящён в тайну защиты дома. Перемещаться можно только в холл и из холла, а там у меня своеобразные сигнальные чары - даже если не спугнут Грозный Глаз и пыльный призрак, непременно сработает ловушка-подставка для зонтов в виде лапы тролля, заметил у входа? Да и миссис Блэк своим криком мёртвого поднимет.
– Так кто же, всё-таки, выдумал сделать пугало из Дамблдора?
– Точно не знаю, но, кажется, Грюм.
– Совсем старый маразматик сдурел. Безвредная пшикалка против Снейпа.
–
– Да нет, спасибо. Не горю желанием называться именем мертвеца. Своего хватает.
– А знаешь, как погиб Грюм?
– Читал только версию «Пророка», по которой совсем выживший из ума старик сиганул из окна.
– Его убили Пожиратели, когда он и остальные забирали меня от родственников, чтобы спрятать до Хогвартса - близился мой день рождения, я становился совершеннолетним, и действие маминой защиты истекало. Было придумано воспользоваться Многосущным и отправить семь разных Поттеров по семи разным адресам - так пытались рассредоточить силы Тёмного Лорда. Именно в тот день Джордж в моём облике лишился уха, а Грозный Глаз не добрался до безопасного места - его подвёл напарник. Я протестовал. Я был против их плана, но меня никто не слушал. И в результате…
– Гарри, Грюм был аврором, он знал, на что идёт. И рисковал жизнью всегда. Такая у него была работа.
– Я знаю. Но погиб он не на работе, а защищая меня…
– Думаю, для таких, как он, пожертвовать собой ради кого-то - более желанная смерть, чем угасать в бессилии от старости. Я, наверное, никогда таких фанатиков не пойму, но признавать заслуги это не мешает. Ведь сколько он увечий получил - и не остановился, пёр напролом всё равно. Другой вопрос, что когда вся жизнь - борьба, уже даже неважно с кем и чем, начинает развиваться паранойя…
– Как-то мы с тобой опять разговор завели не туда…
– Угу… Гарри?
– Да?
– А ты думал когда-нибудь, чем будешь заниматься после… ну, после всего?
– Думал. Пойду учиться на аврора, наверное. Только не знаю, как быть с тем, что результатов Ж.А.Б.А. у меня нет.
– Их ни у кого нет, так что должны что-то придумать. Не могут же весь седьмой курс Хогвартса отправить в утиль.
– Значит, если и правда придумают - пойду.
– Тебе на самом деле этого хочется?
– Не знаю. Иногда кажется, что я устал жить в постоянной опасности, а иногда - что же ещё я могу сделать, чтобы прикрыть от такой участи других?..
– Гриффиндорец. Спасатель. Благородный придурок.
– Драко, ты… почему? Что я такого сказал?..
– …
– Брось, ну? Не молчи. Дра-а-ако…
– Уйди, подлиза.
– Вовсе я не подлизываюсь. Мне просто нравится тебя обнимать. И смотреть в окно поверх твоего плеча… Вон там вон летом стояли Пожиратели, которые нас караулили. Дом они видеть не могли, поэтому просто пялились в пространство… Ты дрожишь?
– Я боюсь. Меня трясёт, как распоследнюю девочку-хаффлпафку.
–
– Две недели думать, что ты мёртв. Вернее, пятнадцать дней. Потом обнаружить тебя живым и относительно здоровым. И всё для чего? Для того, чтобы через две недели ты умер снова? Но даже если нам повезёт - чтобы ты закончил свою гребаную школу авроров и стал вторым Грюмом? Чтобы дёргаться каждый раз, слыша о каком-нибудь опасном происшествии в магическом мире?
– Слушай, ну ты же сам сказал - наверняка Грюм рад, что именно так закончил своё земное существование. И даже согласился признать его заслуги.
– Сказал… Ладно, не будем об этом. Пойдём, а то твои друзья нас сейчас уже искать начнут, особенно Уизел - он мне совсем не доверяет. И они оба очень удивятся, если застанут нас обнимающимися.
– Драко?
– М-м?
– А если они застанут нас ещё и целующимися?
– Уизли удар хватит.
– Будем надеяться, у Рона крепкое сердце.
– …
– …
– Гарри! Вы где?
– …
– …
– Гарри! Почему ты молчишь? Что Малфой с тобой сделал?
– Расчленил на десять частей и сдал каждый золотой кусочек Золотого Мальчика в Гринготтс в отдельный сейф, чтобы никто не смог украсть!
– Ничего он не сделал, Рон! Мы сейчас к вам придём!
* * *
– Чем вы там занимались?
– Предавались разврату на грязных коврах, посреди разорённой мебели и рваных гобеленов.
– Правда?!
– Господи, Рон, ну что ты его слушаешь? У Малфоя язык без костей, вот он и мелет всякую чушь.
– Милая Гермиона, какого вы, оказывается, лестного мнения о моей персоне.
– Я показывал Драко дом, Рон… Ведь он мог быть и его наследством.
– А, знаешь, я бы даже не удивился, если бы ты ещё чего-нибудь выкинул. Кажется, я начинаю привыкать к твоим выходкам, Гарри. Где, знаешь ли, есть место поцелуям с Корбэй - там и место разврату с Малфоем найдётся.
– Да что ты всё о какой-то корзине талдычишь, Уизли?
– Это не корзина, а вполне себе человек. Вернее, девушка. Гарри семимильными шагами продвигается по пути сексуального образования. Вокруг Чжоу два года ходил, чтобы один раз её поцеловать, потом пару месяцев гулял с моей сестрой, с которой уже семь лет знаком, а теперь с первой встречной готов в постель прыгнуть.
– Да что же ты творишь-то, Рон! Зачем ты это всё при Малфое?
– А наш Гарри с ним теперь на короткой ноге, так кого стесняться?
– Рон! Чем я тебя так обидел?
– Так, Уизел! Запомни раз и навсегда, потому как повторять я не намерен. Ещё раз попытаешься унизить Гарри в моём присутствии - и я тебя просто уничтожу. Без меня - пожалуйста, сколько угодно выясняйте отношения. В присутствии же Малфоев - любого из Малфоев - держи рот на замке.
– Ой, давно ли ты стоишь на страже чести и достоинства Гарри Поттера? Не припомню, чтобы за семь лет нашего знакомства ты хоть раз придержал свои гадости при себе.
– Опять же - это происходило между мной и им.