Слабая женщина, склонная к меланхолии
Шрифт:
— Бывший муж… ординаторская открыта, на столе — телефоны, черный — параллельный, когда возьмете трубку — щелкните по микрофону два раза, тогда я ему отвечу…
Тугарин мгновенно понял, стремительно и бесшумно метнулся к ординаторской, исчез за дверью — и сейчас же в трубке раздались два тихих щелчка. Ишь какой быстрый. Ася пошлепала по полу бахилами, подвигала стулом, повозила трубкой по столу, а потом уже ответила недовольным голосом:
— Слушаю вас.
— Добрый вечер, — сказал Роман. Опять та-а-аким голосом. — Ну,
— С кем я говорю? — еще более недовольно спросила Ася. — Альберт Викентьевич, это опять вы? Я ведь уже неоднократно вам объясняла: пока в отделении карантин — ни о каких передачах не может быть и речи! Неужели вы не понимаете? Это смертельно опасно! Или вы мечтаете умереть? Выберите какой-нибудь другой способ самоубийства. Я вас по дружбе предупреждаю: такая смерть — слишком долгая и мучительная…
— Ась, ты что, опять меня не узнала? — растерялся Роман. — Это я, твой муж… То есть бывший, да, конечно, но все равно…
— А, — все еще недовольно сказала она. — Привет. А я думала, что опять тот козел от дела отрывает. А это ты. Что у тебя случилось? Учти — у нас карантин, мы пациентов не берем, так что тебе лучше в областную больницу обратиться.
— Да ничего у меня не случилось! — Роман все-таки не выдержал, вспылил, но тут же взял себя в руки и опять заговорил та-а-аким голосом: — Я просто соскучился… Аська, одуванчик мой маленький, я так давно мечтаю с тобой встретиться, и все никак не застану… И домой звонил, а мать говорит: ее нет… Тебя нигде нет, ну что это такое?…
— Ты с ума сошел? — зловеще поинтересовалась она. — Встретиться он мечтает! О смерти ты мечтаешь, вот что это значит! У нас карантин! Все контакты опасны для жизни! Заразившиеся обречены! В отделении в живых остались только пять пациентов! И то еще неизвестно… Ну ладно, потом поговорим. А то столько работы, столько работы… Пока.
— Подожди! — опять повысил голос Роман. — Какая работа? Ты же сама сказала: всего пять… Или ты их всех оперировать будешь?
— Нет, — печально сказала Ася. — Оперировать без толку. Мы пытаемся бороться другими средствами.
Вообще-то это была чистая правда. Четыре лежачие старушки имели по такой коллекции общих заболеваний, что глаза им приходилось лечить терапевтическими методами, операции были противопоказаны. Гипертоники, диабетики, одна после инсульта, одна онкологическая. Какие там операции…
— Какой кошмар, — фальшиво посочувствовал Роман. — И что — никакой надежды?
— Это врачебная тайна! — Ася постаралась сказать это потрагичнее и вздохнуть побезнадежнее. — Разве ты не знаешь? Врачи никогда не теряют надежды. Если надеяться больше не на что — мы надеемся на чудо.
— Ну да, ну да, я слышал, — рассеянно согласился Роман. — Тайна Гиппократа… То есть клятва. Надо же, как не везет. А я так хотел с тобой встретиться.
— Живы будем — встретимся, — пообещала Ася. — Но уже после карантина. Недели через три. Инкубационный
— Да что хоть у вас там такое? — озабоченно спросил Роман. — Ведь не сибирская же язва?
— Подумаешь — сибирская язва! — презрительно сказала Ася. — Все эти слухи о сибирской язве сильно преувеличены. Порошок в почтовом конверте! Маразм. А не надо этот порошок себе в кофе сыпать — вот и вся профилактика.
— Подожди, неужели что-то хуже? — искренне удивился Роман.
Ася подумала об автоматчиках, которые день и ночь охраняют отделение, об операционной, срочно переведенной к лорам, об отложенных неизвестно на какое время плановых операциях, о том, как потом придется все возвращать на свои места, и с чистой совестью печально призналась:
— Хуже. Намного.
— А… Вот оно что… Ага… — Роман опять заговорил с фальшивым сочувствием. — То-то там менты с оружием стоят! А я думал, это они бандита стерегут. Которого ваш этот… как его… ну, знаменитый ваш оперировал. В газете писали… Кстати, как этот бандит? Тоже больной? А глаз у него как?
— Совершенно весь зеленый. — Ася перешла на трагический шепот. — Я сколько работаю, такого сроду не видела… И никто из наших не видел… Это что-то! Да, и бандит — тоже больной. А как же… Кто бы стал здорового в больнице держать? Сам подумай. А чего ты за него так волнуешься? Он твой родственник, что ли?
— Ты что! — испугался Роман. — Какой родственник, еще чего не хватало… Это я так просто, к слову… В газете прочел… Вспомнил, что ты там работаешь… Ну вот и… Как-то заволновался за тебя. Думаю: убийца там рядом ходит, опасно же.
— Где это он ходит? Куда это он ходит? — удивилась Ася. — Он лежит пластом и не шевелится. И глаз весь страшно зеленый… А, я это уже говорила. В общем, больной как больной. Как все у нас… Да, ты чего звонишь-то? А то мне правда работать надо. Мы тут все просто с ног сбились.
— Встретиться хотел, — без энтузиазма сказал Роман. — Соскучился. Одуванчик мой маленький.
— А, ну да, я забыла — ты же говорил… — Ася еще немножко повздыхала и задумчиво добавила: — Провалы в памяти… Это симптом. Неужели заболеваю? Вот не повезло… Ну, до встречи. Карантин недели через две закончится. Или через три. Надейся и жди. Мы все надеемся и ждем. Хотя, конечно… Но все-таки… В общем, на всякий случай — прощай.
Она два раза стукнула по микрофону ногтем и положила трубку. Из ординаторской через три секунды вышел Тугарин. Шел к ней неторопливо, на ходу как-то уж очень задумчиво ее разглядывал. Даже голову к плечу склонил. К правому. А теперь к левому. Может быть, она сказала что-нибудь лишнее? Секрет какой-нибудь выдала? Совершенно секретный… А нечего дилетантов в помощники записывать. Тугарин подошел, еще немножко поразглядывал ее молча, потом серьезно спросил:
— А какая язва может быть хуже сибирской?