Слабо не влюбиться?
Шрифт:
Кстати говоря, моя работа тоже вызывает у Соколовых неподдельный интерес. Они наперебой спрашивают о современных методах графического дизайна, а еще о том, где я черпаю свое вдохновение.
– Да по-разному, – развожу руками. – Иногда мне достаточно просто прочесть качество составленное техническое задание, и картинки сами вырисовываются в голове. Иногда бывает сложнее: клиент сам не знает, чего хочет. Предлагаешь ему один вариант, второй – он все бракует.
– И как ты действуешь в таком случае? – любопытствует Соколов.
– Вывожу клиента на разговор. Пытаюсь через диалог понять,
– Знаете, а ведь в жизни то же самое, – подмечает тетя Алина. – Диалог – лучший метод разрешения конфликтных ситуаций. Но люди, к сожалению, часто об этом забывают.
Повисает пауза. Я крепко задумываюсь над ее словами, ведь они, по сути, касаются и нас с Артёмом. Когда с ним разучились общаться? В какой момент позволили недомолвкам разрушить наш красивый радужный мир?
– Поговорим? – вдруг подает голос Соколов, выдергивая меня из мыслей.
Сейчас в нем нет и следа былой веселости. Он сосредоточен и предельно серьезен. Смотрит в упор и не моргает.
– Давай, – соглашаюсь я.
Рано или поздно это должно было случиться. Очевидно же, что милые семейные посиделки – это лишь способ слегка подтопить лед перед тем, как перейти к главному.
Поблагодарив тетю Алину за ужин, мы с Артёмом выходим из-за стола и направляемся в его комнату. Она выглядит примерно так же, как и раньше. Неброские обои, кричащие постеры, одинокая гитара в углу. Правда на этот рза, в отличие от прошлого, в комнате царит идеальный порядок. Такой, какого обычно никогда не бывает в жилых помещениях.
– Ты недавно приехал? – догадываюсь я, увидев небольшой пластиковый чемодан, пристроенный в углу.
– Да, – Артём садится на кровать. – Сегодня.
– Весь этот цирк с соленьями – твоя идея?
– Хотел заманить тебя на свою территорию, – на его губах появляется озорная улыбка. Та самая, которая так дорога моему глупому сердцу. – Надеюсь, ты не злишься?
– Пока не знаю, – со вздохом складываю руки на груди. – Это зависит от того, что ты хочешь сказать.
Наши блуждающие по комнате взгляды встречаются, и я чувствую, как мурашки табунами бегут вдоль натянутого струной позвоночника. В голову вдруг приходит запоздалая мысль, что Соколов сильно повзрослел с того момента, как мы последний раз зависали в его комнате. Он уже не мальчишка и даже не парень. Скорее, молодой мужчина, на лице которого лежит печать прожитых лет.
– Хочу сказать, что люблю тебя, Вась, – выдает совершенно неожиданно. – Прости, что признаюсь так поздно.
Я замираю. Словно меня внезапно парализовало. Руки по-прежнему приклеены к груди, а глаза устремлены на Соколова, который не спешит что-либо добавлять. Просто сидит и молча ждет моей реакции.
Умом понимаю, что нужно что-то ответить. Выдавить из себя хоть звук, хоть какую-то эмоцию… Но окаменевшие мышцы лица не слушаются, а язык намертво прилип к нёбу. Мое тело пребывает в глубоком ступоре, в то время как душа рвется, мечется, вопит и плачет. То ли от радости, то ли от шока, то ли еще от чего…
Я наблюдаю за собой будто со стороны: внешне спокойна и бездвижна, а внутри
Сколько лет я ждала этого признания? Сколько гребаных лет?!
И вот дождалась наконец…
А сейчас даже не верится. Словно это не со мной происходит. Словно это фантазия. Сон, который развеется поутру.
– И давно ты это понял? – спустя, наверное, минуту молчания удается прохрипеть мне.
– Сердцем – давно, – Артём усмехается. – А вот башкой относительно недавно.
Я продолжаю молчать, пытаясь приглушить ликующие вопли внутреннего голоса. Они затягивают голову хаотичным шумом и мешают думать. Я слишком отвыкла быть откровенной. Я просто не знаю, как себя вести…
– Вась, с Аделиной покончено, – он придвигается ближе. Мягко, но твердо обхватывает мои запястья, вынуждая отнять руки от груди. Настойчиво вытаскивает меня из кокона безопасной закрытой позы. – С ними со всеми покончено. Теперь только ты, слышишь?
Я все еще держусь, но вот наворачивающиеся на глаза слезы предательски обнажают реальный масштаб моих переживаний. Меня потряхивает, словно от высокой температуры. Еще секунда – и плотину прорвет. Я шлепнусь на пол и разревусь в полный голос.
– Вася… Васенька, – ласковыми круговыми движениями большого пальца Артём поглаживает тыльную сторону моей ладони. – Хорошая моя. Родная. Доверься мне. Пожалуйста. Я больше тебя не подведу…
В его голосе столько обезоруживающей искренности, что меня накрывает волной сумасшедше ярких чувств. Накрывает и сбивает с ног. Трясущиеся колени подкашиваются, и я буквально падаю Соколову в руки, захлебываясь от любви, восторга и щемящей нежности.
Крепко обнявшись, мы с Артёмом валимся на кровать. Дышим тяжело и рвано. Боимся хоть на секунду ослабить хватку. Боимся упустить болезненно острый, пиковый момент счастья, который до основания пронзает наши души.
Не разговариваем и не целуемся. Просто вжимаемся друг в друга в отчаянной необходимости стать одним целым. Органы зрения и слух – отключены. Все внимание сосредоточено на кончиках пальцев, которые скользят по коже, по одежде, по волосам…
– Ты простил меня? – спрашиваю тихо, размазывая свои слезы по его щекам.
Что бы Артём ни говорил, но моя вина в наших общих горестях тоже есть. Я наконец созрела для того, чтобы признать это. Открыто и вслух.
– Никогда не держал на тебя зла. Вот честно, – шепчет куда-то мне в висок. – А ты, Вась? Ты простила?
– Простила, – говорю искренне.
До меня только сейчас в полной мере доходит, как же бездарно и глупо тратить свою жизнь на обиды. Время неумолимо. Оно бежит со страшной скоростью и никого не щадит.
Взять хотя бы нас с Тёмой. Казалось бы, минуло лишь мгновенье, лишь секундный взмах ресниц – и вот как-то так вышло, что мы уже взрослые. Не верим в Деда Мороза, равнодушно относимся к сладкому, в дождливую погоду обходим лужи стороной. В таких условиях делать выбор в пользу негатива – попросту преступно. Ведь еще через мгновенье мы состаримся. А еще через одно – умрем.