Слабо в меня влюбиться?
Шрифт:
– Ещё немного… Всего двадцать процентов.
– Я убью тебя, Бойко, – зло рычу в гарнитуру. – Ты пожалеешь об этом, когда я озвучу своё заслуженное желание. Клянусь, так и будет.
– Думаешь, что таскаться с арбузом и краснеть перед охранниками было проще? Чёрта с два. Теперь и ты побудь в моей шкуре.
– Ты выставила меня болваном!
– Поправочка. Ты сам выставил себя болваном. Но должна признать, что ты сделал
– Только попадись мне на глаза и…
Вовремя подмечаю отсутствие Агаты и уже не сдерживаюсь в выражениях:
– Проклятье, она ушла! Сматывайся! Сейчас же!
– Но как?! Я не успею!
Нагоняю Куницыну только в квартире. Она скидывает пальто и уверенно проходит в комнату. Меня же накрывает дикая паника.
– Что за дела? – возмущается на весь дом Агата, а я наспех перебираю множество оправданий. – Я помню, как выключала компьютер. Это древняя техника сведёт меня с ума. Завтра же попрошу отца купить мне новый.
Неуверенно прохожу вслед за ней и внимательно осматриваю пустую комнату, в которой до сих пор стоит шлейф от парфюма Бойко. Надежда на полное её отсутствие вмиг улетучивается, когда я замечаю розовую прядь волос, выглядывающую из-под кровати.
Безголовая дегенератка! Ей ли говорить мне о находчивости?!
Споткнувшись о коробку с пиццей, Агата смущённо откашливается. Девушка наклоняется, чтобы спрятать улику, и тогда… гаснет свет.
Ударив по выключателю, я буквально нападаю на Куницыну, заключаю её в железные объятья. От такого порыва она не на шутку пугается.
– Что такое, Ян?! Ты ведь сам просил не торопиться! Отвали от меня!
В кромешной темноте невинные попытки задержать её походят на домогательства. Осознав, что безнадёжно перегнул палку, я ослабеваю хватку и виновато отступаю в сторону.
– Прости, не смог удержаться. Ты слишком хороша.
Толкнув меня в грудь, Агата на ощупь пробирается к двери и включает свет. Эмоции на её лице подсказывают мне, как сильно я облажался.
– На это наше свидание окончено. Ты должен уйти, Ян.
Сопротивляться нет смысла.
– Конечно. Ещё раз прости.
Покидая комнату, я слышу в наушниках запыхавшийся голос:
– Спасибо, Льдов. Ты снова выручил свою подружку. Полагаю, сегодня нам лучше не видеться. До завтра, подельник. Целую.
Лера
— А ну-ка, стоять, — прабабушкин голос гремит как подлый выстрел в спину в тот самый момент, когда я наклоняюсь, чтобы застегнуть сапог. — Это куда ты собралась на ночь глядя?
— Я ненадолго, ба! — Оглядываюсь, не разгибая спины.
Моя великовозрастная родственница, поправляя норовящие сползти с серебристых волос бигуди, окидывает меня выразительным взглядом. И становится ясно — планам хана.
Вот
— Ясен красен, надолго тебя не хватит, — ворчит она, потрясая в воздухе тростью. — К панели примёрзнешь как тот вареник к дверце морозилки. Полдня потом всем миром будем отковыривать.
— Ба, ну что ты обзываешься? Мне очень надо, — этот стон, полный вселенской скорби и подхалимства, запросто растопит глыбу льда, да вот жаль, что характер у бабули из железа, ещё по советскому ГОСТу выплавленного.
— Трусы с начёсом тебе надо! — рык в коридоре встаёт такой, что разбуженный охотником гризли сдохнет от зависти. Я пружиной разгибаюсь, судорожно натягивая пониже платье. — Вы поглядите, кофту напялила, а юбку, что ли, забыла? Ты для кого попец в эту сетку рыбацкую упаковала, бесстыжая?
— Ну не ворчи, я правда быстро, — позорно канючу, делая вид, что не слышала вопроса. — Одна нога там, другая здесь! Честно-честно.
— Не доросла, говорю, ночами шастать! — гаркает она, выставляя фигу перед моим обалдевшим лицом.
— Мне уже есть восемнадцать, — напоминаю с отчаяньем. Ещё чуток и взвою от досады.
— Пока ты живёшь в моей квартире, моё слово — закон. Появится парень, вот с ним и ходи. Я всё сказала. — хмыкает бабуля, ставя меня этим условием в тупик. — А будешь нудить, ещё и матери позвоню. У неё как раз в это время пусто на кассе, пусть задаст тебе трёпку…
— Тут такое дело… — выпаливаю, потупив взгляд. — Я с Яном иду. Мы встречаемся. Вот.
Вру на голубом глазу! Терять мне нечего. Легче разговорить бревно, чем объяснить Святу, почему я его кинула. Об остальном я, как обычно, подумаю завтра.
— Ох, батюшки! — Картинно хватается за сердце хитрая бестия. — Я таки вместо «парень» сказала «утырок»? Боже упаси так опростоволоситься. Короче, на чём я остановилась, пока ты меня не перебила?
— Что ты меня отпускаешь?
— Вот же заладила. Ладно, его-то я хоть знаю, где найти, чтоб грохнуть... Так и быть, чешите. Но при одном условии! — рявкает она, перекрывая мой счастливый визг. — Наденешь, что я скажу.
При виде того, как прабабушка ковыляет к ветхому ларцу, я понимаю, что затея соблазнить Свята ещё никогда не была так близко к провалу.
— Да где же? Сейчас, сейчас… Есть у меня одна вещичка. Для особого случая берегла… О! Нашлось, родимое.
— Прелестно, — уныло вздыхаю, когда она встряхивает чёрное платье времён бабкиной молодости.
Над плотной тканью из шерсти взлетает одинокая моль.
— Ну вот, смотри как хорошо, — приговаривает седая законодательница моды, упаковывая меня в орудие пыток от допотопных кутюр. Мало того что колючее, так ещё пахнет замшелостью… брр! — Поясница в тепле, коленки прикрыты… А вырез, погляди, хороший какой, — довольно хмыкает она. — Ирод этот твой скорее глаза сломает, чем взглядом нырнёт, куда не положено.