Слабое звено
Шрифт:
— Вы не правы, — поспешно ответил Ильгиз, поймав паузу в монологе, — Это не та ситуация, когда можно штатно интерпретировать сценарии развития событий, знаете ли.
— Согласен, все эти сценарии придерживаются условия, что терпящее бедствие судно находится в одиночестве. Если так посудить то у нас, знаете ли, вообще самая нестандартная ситуация из всех нестандартных ситуаций. Мы тут летим в шесть кораблей на прицепе, тянем за собой то, что по проекту вообще тянуть не способны и зависим друг от друга так, что один неисправный корабль автоматически делает совершенно бесполезным корабль на другом конце мультисостава.
— Эмиль, что вы делаете?
— Я? — переспросил он и взглянул на потухший плазмотрон, смотрящий куда-то в сторону, —
Плазмотрон вновь припал к металлическому мусору и продолжил разгрызать его на части.
— Вы, знаете ли, могли бы стать великим передовиком производства, если бы любили труд так же, как и поболтать на работе.
— Простите, я слишком много болтаю?
— Очень много, знаете ли. Вы зазря засоряете эфир, предназначенный для служебных переговоров.
— Не иронизируйте, вы же сейчас разговариваете со мной по приватному каналу, — Эмиль закончил резку и напрягся, извлекая из ниши то, что когда-то было куском направляющей балки.
— Нет, — резко возразил Ильгиз, — Это вы сейчас со мной разговариваете по приватному каналу, а я, как оператор, знаете ли, должен еще в полуха прислушиваться к остальным трем каналам и контролировать, чтобы никто никому не помешался.
— Что ж, еще раз простите, — прокряхтел Эмиль и вытащил обезображенный металл из ниши, — Просто мне, знаете ли, так проще работать. Руки сами все сделают, а мозгу тоже нужна какая-то работа.
— Подождите-ка! — вдруг воскликнул Ильгиз резко пободревшим голосом, заставив Эмиля испуганно замереть, словно он оказался минном поле, — Повернитесь обратно к тому месту, откуда вы только что извлекли обломок.
Эмиль послушно исполнил указания, и его взгляд наткнулся на дыру, чернеющую рядом с угловым стыком переборки и смотрящую в полость, расположившуюся в недрах палубы. Поначалу в нем сверкнула мысль «Ничего страшного, это всего лишь техношахта», но затем чувство досады болезненно прожгло у него где-то внутри очень похожее отверстие. Он в сердцах ударил кулаком по переборке и отчаянно выкрикнул:
— Черт возьми, да это же техношахта!
— Она самая, — обреченно согласился Ильгиз, — Поздравляю вас, Эмиль. Мы все, знаете ли, очень долго молились, что никогда не найдем то, что только что нашли вы.
— Плазма проникла в техношахту!
— Да, я это вижу. Я слежу за всем через камеру в вашем гермошлеме, знаете ли.
— Как мы будем проводить ремонт в техношахте?! — не унимался Эмиль. Он отвернулся от зияющей дыры, чтобы немного успокоиться, но это не помогло. Сердце продолжало злостно колотиться, чувствуя упирающийся в спину взгляд безнадежности из-под палубы.
— Успокойтесь, Эмиль.
— Успокоиться? — яростно переспросил он и глубоко вздохнул, — Ладно, хорошо, сейчас успокоюсь. Дайте только дыхание перевести.
— Да, я понимаю, что ремонтные работы сейчас значительно осложнились.
— Вы чертов оптимист, Ильгиз. Вы вообще хоть когда-нибудь ползали по техношахтам?
— Ни разу, но я представляю, каково это.
— Тогда вы должны знать, что в скафандре туда пролезть невозможно, — заявил Эмиль, задумался о чем-то на секунду и неуверенно добавил, словно убеждая в этом самого себя, — Никак. Нисколечко. Знаете ли.
11. Я не пользуюсь духами
Буксиры дальнего следования никогда не комплектовались врачами, поэтому в инструкциях про регулирование медицинского персонала до недавнего времени не было написано ни строчки. В последний момент Игорю Соломенникову выдали права полноценного члена экипажа, наделенного полномочиями регулировать графики работ пациентов, и смутный перечень обязанностей, упирающийся в контроль здоровья членов экспедиции. Другими словами, Игорь должен был размораживаться вместе со всеми, сидеть в лазарете и ждать, пока кто-нибудь не пострадает. Он очень быстро осознал, что нет во вселенной назначения скучнее, чем следить за здоровьем трех десятков человек, которых,
Он собрал на своем столе скромную стопку из пяти медицинских карт, подписанных именами пяти членов экипажа, которым он имел полное право приказать явиться в лазарет. Всех остальных он мог только вежливо пригласить, потому что на них распространялась презумпция трудоспособности: полностью здоров, пока сам не пожалуется. Тем не менее, с его стороны было глупо недооценивать объединяющее всех космоплавателей желание дожить хотя бы до ста пятидесяти лет, и клиентура лениво потянулась в его кабинет удостовериться, что последний криостаз не сделал с их мозгами ничего непоправимого. Спустя два дня его столешница частично спряталась в пушистой тени стопки из двадцати четырех медицинских карт, которые практически заново научили его писать от руки. Игорь ждал, что кто-то принесет двадцать пятую, и этот момент настал спустя еще два дня, когда капитан Урбан почти в буквальном смысле сорвал его со спальной полки и пробормотал что-то невнятное про механическую травму. Он издевательски лавировал между связными фразами и четкими объяснениями, стараясь раздразнить в Игоре любопытство, и это у него дьявольски хорошо получалось. Фельдшер едва ли не бегом бежал в лазарет, прямо на ходу застегивая рубашку и ожидая увидеть что угодно от глубокого рассечения до всего состава экипажа Два-Пять, смеющегося над жертвой космического розыгрыша, и когда дверь открылась, взгляд Игоря утонул в красном цвете.
Нет, крови было не так много, чтобы в ней действительно можно было утонуть, но на фоне белоснежной отделки одного из немногих помещений, избежавших творческого порыва бывшего штурмана Два-Пять, окровавленное лицо настойчиво засасывало и окунало в себя все внимание, словно перо в чернильницу. Двадцать пятая медкарта, инкрустированная рубиновыми отпечатками пальцев, уже лежала на столешнице, а ее владелица, у которой на лице словно бы что-то взорвалось, смиренно сидела на койке запрокинув голову и старалась уберечь от все еще сочащейся крови свою и без того заляпанную куртку. Нос был приплюснут и скошен, словно лопнувший воздушный шарик, а кровавые разводы тянулись из ноздрей во все стороны, вопреки силе искусственного тяготения расползаясь по щекам, скулам, губам и подбородку. Пара гранатовых бусинок была вплетена даже в светлую челку, и Игорь на некоторое время застрял в объятиях ступора, разглядывая кровавую маску и задаваясь единственным вопросом:
— Как?
— И вам здравствуйте, — поздоровалась женщина невозмутимым голосом, не сводя внимательного взгляда с чего-то очень интересного на потолке.
— Да, здравствуйте, — протянул он и неспешным шагом подошел поближе к пациентке, рассматривая ее, словно ослабленную веками тонкую скульптуру из растрескавшегося мрамора, — Кажется, у вас сломан нос.
Он сделал глубокий вдох, чтобы прийти в себя, но это лишь пробудило в нем какую-то тревогу. Что-то неосязаемое зацепилось за струнку в глубинах его души и выдавило ноту, пробежавшуюся мурашками по его шее. Он был врачом с очень приличным стажем, видел крови больше, чем могло уместиться во всех шести экипажах мультисостава, но сейчас его что-то сильно обеспокоило и мешало сосредоточиться на заурядной травме. Сломанный нос был самой простой черепной травмой, так почему же он нервничает, словно студент первого курса на практическом занятии?