Сладкая Тьма, Кобяков Виталий Витальевич

Сладкая Тьма

на обложку

Кобяков Виталий Витальевич

Шрифт:

– На всех нас будут охотиться ровно до тех пор, пока ты не отправишь письмо, - шептал я на ухо Бобу, пожимая руку в качестве жеста прощания.
– Если ты провалишься, то мы все погибнем.

– Я сделаю, - ответил наемник, сильно сжав мою ладонь.

– Коршун, держись рядом с Бобом, но если придется - выбирайся сам, - ему я тоже отдельно рассказал, что

именно нужно делать. И электронный адрес, разумеется, дал. Надеюсь, хоть кто-то один из них его не забудет. Не хочу вручать свою судьбу в руки наемника. Но и брат-агент в одиночку может не справиться. Так вероятность успеха возрастает.

– Не беспокойся, мы выживем, - Коршун оббежал взглядом каждого.
– Мы все выживем.

Я бы не был столь оптимистичным. Если они успеют за два дня, то шанс будет у каждого. Наши заказчики не остановятся просто так, но и быстро новый штурмовой отряд собрать не смогут. Там же, вероятно, были конченные твари. Военные, обвиненные в тяжких преступлениях. Иначе сомневаюсь, что у кого-то хватило бы наглости воевать с АПЛ, ООН и лично мной. Только под страхом, не за деньги. Или при врожденной олигофрении, как у Златова...

– Что за статья? Как она нам поможет?
– шепнула мне Ева, смотря вслед уходящим братьям по оружия.

– Статья сделает так, что никому не потребуется меня убивать. Она сама меня уничтожит...

Глава 15.

Приблизительно два с половиной года назад меня арестовали при въезде на родную землю. Причем нарушая ратифицированную парламентом конвенцию, по которой судить и задерживать агентов может только лишь ООН, а страна-обвинитель обязана представить неопровержимые доказательства вины. Самое смешное, что мне инкриминировали "шпионаж в пользу Германии".

Безусловно, мне приходилось встречаться с высокими политиками, жать им руки и улыбаться, я без собственного желания узнавал подноготную мировой политики. Но шпионить? Будто у всех людей день длится 24 часа, а у меня все 48. Мне на сон времени впритык оставалось, не то, что на разведку.

К тому моменту человечество вновь вцепилось

в глотку самому себе, АПЛ стремительно утрачивало свои позиции, начинались войны, к власти приходили новые сумасшедшие диктаторы. Но всё же мое задержание вызвало огромный всплеск негодования.

Я даже гадать боюсь, в какие игры пытался влезть Царь, но он, как обычно, проигрался до трусов. Да и для меня это было чем-то вроде очередного веселого приключения. Мне выделили отдельную камеру с душевой и нормальным туалетом, прекрасно кормили, не посмели отобрать мои лекарства. Ну, правильно, это своих граждан можно пытать до смерти, пихать бутылки в задницу и душить противогазом, а против известного агента такие вещи ссыкотно совершать.

Меня вытащили через неделю, а моя страна вновь скатилась ниже уровня тупых террористов в глазах мировой общественности. Жаль. Я искренне переживаю за людей, живущих здесь. За обманутых, порабощенных и злобных, но всё же людей. Я рос среди них, я стал тем, кем являюсь, именно благодаря всем вокруг. Или вопреки. Неважно. Важно то, что мне небезразличны эти люди...

– Какой самый безумный поступок ты совершал?
– спросила Ева.

– Стал агентом, - улыбнулся я.

Мы неторопливо шли по набережной Яузы, освещенной блеклыми оранжевыми фонарями. Чем-то это походило на свидание. Свидание в зомби-покалипсисе.

– А до всего? До Люцифера?
– уточнила девушка свой вопрос.

– Дай подумать, - размышлял я.
– Помню, однажды, у меня оставались поездки на проездном, а срок годности подходил к концу. На улице лил дождь, а на календаре был день города, праздник как-никак. У меня какое-то необычное состояние было. Что-то среднее между "я сейчас прыгну с крыши!" и "как же всё вокруг прекрасно!". Я бы назвал такие ощущения "воодушевленной депрессией". Я сел на трамвай и начал оплачивать незнакомым мне людям проезд.

– Забавно.

– А ты?

– Я танцевала стриптиз на парте в выпускном классе, - сообщила Ева невозмутимым голосом.

– Ты выиграла.