Сладкий грех
Шрифт:
— Я думаю, мне пора, — заявила Лотта как раз в тот момент, когда девица начала целовать и ласкать Маре. — Все же я отношусь к более высокому разряду куртизанок, чем эти. Удивительно, что владелец «Медведя» позволяет им работать в его гостинице. Считается, что это вполне уважаемое заведение, — продолжала она, в сопровождении Эвана спускаясь с широкого крыльца «Медведя» к ожидавшей их коляске.
— Ничего нового — деньги всегда заглушают протестующие голоса, — заметил Эван. Он помог Лотте подняться в коляску, а затем сел сам. — Несмотря на услужливость некоторых горничных,
— Ну, если только месье Ле Гранд. Он считает вас всех довольно развращенными. И бедняга Сантер. Он, наверное, придет в ужас, если его поцелует женщина.
— Вы были очень добры к парню, — сказал Эван.
— Добра? — возмутилась Лотта. — Ничего подобного!
— Хотелось бы верить, — с веселыми искорками в глазах произнес Эван, — что, глядя на вас, он просто припомнил свою матушку.
— Матушку! — воскликнула Лотта. — Вам не кажется, что это вряд ли сможет сойти за комплимент, милорд?
Эван рассмеялся, взял ее руку и, сняв с нее перчатку, поцеловал ладонь.
— Я видел, как вы наслаждались этой ролью, — прошептал он, прижимаясь губами к ее обнаженной коже.
— Нет! Уверяю, вы ошиблись во мне, милорд, — торопливо возразила она, чувствуя, как каждое прикосновение маленькими иголочками покалывает ее руку. — На всей земле не найти менее склонного к доброте человека. Ко всему прочему я лишена материнского инстинкта!
Эван задержал ее руку в своей, перебирая тонкие пальцы.
— Прекрасно, — согласился он. — Я доверяю искренности ваших возражений. Сегодня вечером вы были совершенно неотразимы. Все ослеплены вашей красотой, — продолжил Эван уже совершенно другим тоном.
— Спасибо, — сказала Лотта, успокаиваясь.
Нетрудно догадаться, что Эван просто поддразнивает ее с Сантером, но в глубине души она понимала, что Сантер вполне годился ей в сыновья. Ей припомнились колкие замечания миссис Тронг по поводу критичности ее возраста, и все затрепетало внутри. Возможно, пока у Эвана нет к ней претензий как к любовнице, но ведь все так ненадежно в таком возрасте. Нет ничего печальнее потасканной стареющей проститутки, и пусть она лучше умрет, чем опустится столь низко! Гораздо более разумно сейчас поработать на Тео и обеспечить себе надежное будущее.
Предательство…
Она снова невольно вздрогнула.
— Так, значит, вы и вправду готовы совершать верховые прогулки по утрам в нашей компании? — спросил Эван. Его лицо скрывалось в тени, но Лотта понимала, что он внимательно следит за ней. — Если да, то я договорюсь о лошади для вас в платной конюшне.
— Да, мне бы ужасно этого хотелось, милорд, — ответила она, стараясь держаться уверенно под прицелом дьявольски проницательных синих глаз. Лотта сделала над собой усилие, придав голосу легкомысленный и беспечный тон. — Но есть одно затруднение. Мне бы пришлось вставать утром в такой невыносимо ранний час, боюсь, это ставит под вопрос мое участие в ваших вылазках.
Эван улыбнулся. Ее сердце екнуло в груди от тепла этой улыбки.
— Но вы могли бы попытаться, — мягко настаивал он.
— Невозможно, — ответила Лотта. —
— Ладно, но, по крайней мере, верхом-то вы ездить умеете? — поинтересовался Эван.
— Не слишком хорошо, — чистосердечно призналась Лотта. — Последний раз я ездила верхом на Шпицбергене, когда познакомилась с капитаном Печейсом.
Последовала короткая пауза.
— А, — сказал Эван, — а то я удивился…
— Вы не спрашивали, — уточнила она.
— Мы договорились еще в Лондоне, что я не стану интересоваться вашими прошлыми грехами, — сказал Эван. Пожалуй, его голос звучал совершенно равнодушно.
— Вам действительно не безразлично? — Лотта уже начинала ненавидеть себя за этот вопрос и за этот умоляющий тон. Но было поздно?
— О да, — со странным смешком ответил Эван. В его голосе послышались стальные нотки, которые заставили ее похолодеть и одновременно ощутить возбуждение. — Мне в самом деле не все равно. Не заблуждайтесь на мой счет, — снова, коротко рассмеявшись, продолжил он. — Меня не занимает — не слишком занимает — этот щенок, Джеймс Делвин. Он не более чем мальчишка. Но вот Печейс… — Эван сделал паузу. — Печейс — мой друг. Потому… — Повернувшись, он окинул ее задумчивым взглядом, от которого у Лотты похолодела спина. — Не желаете сказать правду? Не хотелось бы вгонять в него пулю, не имея на то серьезных оснований.
— Вы не можете всерьез думать об этом, — сглотнув, испуганно произнесла Лотта.
Эван лишь пожал плечами. Жаркий вечерний воздух казался наэлектризованным от его напряжения. Он несколько передвинулся, позволяя своему большому телу более удобно расположиться на узком сиденье.
— До встречи с вами не было ничего, что я не простил бы ему. Но теперь вы моя, и не должно существовать ни Ле Прево, ни Печейса, ни кого бы то ни было другого. Я купил вашу преданность и не потерплю обмана.
Наступила тишина.
— Вам не стоит беспокоиться о Ле Прево, — честно созналась Лотта. — Он не в моем вкусе. Чересчур хорош.
— Какая жалость! Для него. А как насчет Печейса? — спросил он, выждав минуту.
— Он мне нравится, — просто сказала Лотта, несмотря на некоторое искушение уклониться от ответа.
Это чувство собственника, проявившееся в Эване, было новым для нее и очень льстило ее самолюбию, удовлетворяя тайное желание. С другой стороны, опыт подсказывал ей, что следует избегать опасного желания разжигать в нем ревность. Сегодняшний вечер проявил в нем весьма опасные качества, и она не станет их провоцировать.
— Мы никогда не были любовниками, — пояснила Лотта. — Я знакома с капитаном Печейсом, поскольку мы плыли на одном корабле на Шпицберген. Больше мне нечего добавить. Так что у вас нет повода вызывать его на дуэль, милорд.
Лотта почувствовала, как спало напряжение, висевшее в воздухе, и немного перевела дух.
— Не так уж часто вы проявляете свои чувства, — заметила она. — Я могла бы поклясться, что вы не примете это близко к сердцу и, возможно, посмеетесь, надумай я сбежать с другим.