Сладкий привкус яда
Шрифт:
– Я могу написать заявление?
– Можете. Но не сейчас. Что вы здесь делали с Орловым?
– Проводил мероприятия реанимационного характера, – ответил врач. – В это понятие входит несколько десятков пунктов. Перечислить все?
– Он пытался задушить князя маской, – сказала Татьяна.
Врач дернул головой.
– Эта молодая особа – тоже, кстати, симулянтка – не разбирается в вопросах медицины и не имеет права давать оценку моим действиям!
– Да, я задыхался. Мне нечем было дышать, – подтвердил князь.
– Может быть, я всего лишь на мгновение закрыл ладонью клапан! – пожал
– Когда я вошла, – усталым голосом сказала Татьяна, – он отпустил князя, подбежал к шкафу, взял оттуда лист бумаги и кинул его в раковину. Потом плеснул туда какую-то жидкость. По-моему, кислоту. Почти весь текст пропал. Я пыталась промыть его водой, но, кажется, бесполезно.
Мухин подошел к раковине, долго смотрел в нее, потом осторожно, двумя пальцами, приподнял ветхий обрывок бумаги с темными разводами.
– «…свое движимое и недвижимое имущество, включая деньги, находящиеся на моих счетах в российских и зарубежных банках, и картины, в том числе выставленные для обозрения в картинной галерее Арапова Поля, – медленно читал Мухин, – завещаю Гонзе Филиппу Борисовичу. Не имея твердого убеждения в том, что человек, который выдает себя за Родиона, на самом деле является моим сыном, в наследстве последнему отказываю…»
Я обомлел. Такого поворота событий я никак не ожидал! Действительно, по нашим законам завещание, заверенное дежурным врачом больницы, приравнивается к нотариально удостоверенным. Вот это ход! Все гладко и логично: я сбиваю князя (можно не сомневаться, что, если бы у Фили все получилось, он упрятал бы меня в тюрьму), дежурный врач без свидетелей умерщвляет князя, отбивает ему внутренности, а когда прибывает бригада врачей, рассказывает, как Орлов за минуту до смерти попросил с его слов написать завещание на имя Гонзы.
Мухин поднял голову и взглянул на врача.
– Это вы писали?
– Что – это? – усмехнулся врач.
Обрывок бумаги буквально таял на наших глазах, как тонкая льдинка. Кислота продолжала пожирать его.
– Фотоаппарат! – крикнул Мухин.
Милиционеры зашевелились, стали зачем-то хлопать себя по карманам. Обрывок бумаги выпал из пальцев следователя и шлепнулся на пол. С перекошенным лицом Мухин смотрел себе под ноги.
– В машине… – сдавленным голосом произнес он, но едва милиционеры дернулись в сторону коридора, он покачал головой и добавил: – Не надо. Поздно…
Я заметил, как врач воспрял духом.
– Так вот, – приободрившимся голосом сказал он. – Как только я начал укреплять кислородную маску на лице этого пожилого господина, в операционную ворвалась эта молодая особа и стала угрожать мне пистолетом. Она заставила меня сесть на пол и поднять руки. Никаких бумажек я не писал и кислотой не заливал, все это ложь и провокация, и я буду…
– Замолчите, – тихо попросил Мухин.
По-моему, мы все крупно вляпались. У нас не было ни одного серьезного доказательства того, что Филя вместе с врачом пытались убить князя. Следователь, хмурясь, смотрел на серое пятнышко на полу, похожее на размазанную зубную пасту. Затем сдвинул шляпу на затылок и посмотрел на врача.
– Я вынужден вас задержать, – глухим голосом
– Как прикажете, как прикажете, – без возражений ответил врач. – Но сначала я вынужден поставить в известность свое начальство, дабы вместо меня нашли замену…
– Ставьте, – буркнул Мухин и вышел из операционной.
– Позвольте, – с усмешкой произнес врач, подойдя ко мне. Я ногой загораживал ему путь.
– Пожалуйста, – вежливо ответил я и, когда эскулап поравнялся со мной, врезал ему кулаком под ребра.
– И за это тоже ответите, – сиплым голосом прошептал врач, складываясь пополам.
Глава 41
КОГДА НАСТУПИЛО УТРО
Я слышал, как в прихожей ходит Родион, звенит ключами, запирая дверь своих апартаментов, как хлопнула входная дверь и зашуршала галька под его ногами. Мне надо было поговорить с ним, расспросить о вчерашних выстрелах, но открыть глаза не было никаких сил. Сон затягивал в свою сладостную пучину, и, не желая его вспугнуть, я неподвижно лежал поверх покрывала перед открытым настежь окном, и комната была наполнена солнечным светом, щебетом птиц и терпким весенним запахом влажной земли.
Я лежал в куртке и джинсах, но чувствовал, как елозит по спине край шторы, танцующей на сквозняке. Этот мир, мягко вытесняя собой сон, казался светлым и добрым, но я знал, что это впечатление обманчиво, и пытался снова погрузиться в глубину сна, но меня, как ныряльщика, выталкивало на поверхность, к солнечным бликам на стенах, к шторе, плывущей в свежем воздушном потоке…
Все же я встал с дивана и сразу выпачкал свою облачковую душу гадкой мыслью: «Филя на свободе, и доказательств его вины по-прежнему нет».
Одно радовало: его блестящий и продуманный в деталях план рухнул. Филя напуган и встревожен, наследство князя выскользнуло из его рук. Сегодня, когда Родион раскроется перед всеми, кассир получит еще один, не менее чувствительный удар. Он будет с треском изгнан из усадьбы и отдалится от наследства на космическое расстояние. Затихнет, ляжет на дно, будет размахивать своим носом за кассовой стойкой, выдавая пенсии, и в бредовых мечтах видеть себя хозяином усадьбы. Участь не слишком привлекательная, и все же меня не устраивало такое положение дел. Я жаждал мести. Я хотел видеть Филю за решеткой, полоскающим ложку в алюминиевой тарелке с тюремной баландой, и желание это было настолько велико, что отсутствие улик против него не казалось мне чем-то существенным.
Чтобы подпитаться энергией столь прекрасного и чистого утра, я надел спортивный костюм, повесил на шею полотенце и побежал к пруду. Там при помощи большой коряги я отогнал от берега последнюю льдину, больше напоминающую кусок полиэтиленовой пленки, плавающей на поверхности, и несколько раз окунулся с головой в черную ледяную воду.
Эта процедура вызвала ассоциативные воспоминания о том, как мы купались с Татьяной в реке, и сердце мое сжалось от тоски и нежной грусти.
Князь болел. После того, что ему пришлось пережить, стало серьезно пошаливать сердце. Татьяна вызвала «Скорую», и двое врачей уже больше часа уговаривали князя поехать в больницу, но Орлов даже слушать об этом не хотел.