Сладкий привкус яда
Шрифт:
– Сядь, – сказал он мне, когда врачи вышли из спальни, и указал на кресло, стоящее рядом с его кроватью. – Увидишь Родиона, напомни ему, что в двенадцать приедет следователь… как его?.. Мухин! И чтобы к этому часу в каминном зале собралась вся наша свора. Извинитесь перед ними за жестокую шутку, объясните, что первого апреля шутить не возбраняется. А потом укажете всем на дверь… Ну, мы говорили, исключая кого.
Князь лежал на высоких подушках в белой хлопчатой рубахе.
– А с Филиппом что делать будем, Святослав Николаевич? Судить надо негодяя.
– Я знаю, что надо, – ответил князь
– Прекрасно! – воскликнул я, вскакивая с кресла. – Мошенничество в своем классическом виде! Очень популярная статья Уголовного кодекса! Дайте мне все счета и квитанции, я сам составлю заявление, а вы его подпишете!
Но князь отрицательно покачал головой.
– Нет, братец, не выйдет. Как я его прищучил, он повалился на колени, стал мне ноги целовать, в три ручья плакать, клукать, прощение вымаливать, и мое сердце дрогнуло. Всыпал я ему торбачем по ребрам дюжину раз и отпустил.
– Что ж вы сделали, Святослав Николаевич? – упавшим голосом произнес я. – Он же не только вас обворовал, он же Родиона дважды пытался убить!
– Ну, ты про это… – сердито оборвал меня князь. – Не доказано – значит, нечего языком трепать.
– Вы же сами говорили, – пробормотал я, – что к людям надо относиться либо ласково, либо жестоко…
– То-то, что говорил! – ответил князь и, помолчав, добавил: – Злости мне не хватает, братец. Разжалобить меня легко. Посмотрел я на мокрые глазки этого счетовода и подумал: а ведь тоже от получки до получки кое-как перебивается. Ни семьи у него нет, ни кола, ни двора, полжизни прожил, а все медяки в кишени перебирает. Оттого и воровать начал… Но увольняю я его безоговорочно! – тверже добавил князь, стараясь этим фактом компенсировать свой поступок. – Тут можешь не сомневаться.
– Вы, – тихо произнес я, не в силах совладать с нахлынувшими на меня чувствами, – вы удивительно благородный и великодушный человек, вы…
– Полно! Полно! – махнул на меня князь слабой рукой. – Приструни свой фонтан. Лучше скажи: где этот ваш Столешко? Пора уж ему объявиться.
– Пока никаких известий, Святослав Николаевич. Я сегодня попрошу Мухина, пусть запросит Шереметьево. Мы хотя бы будем знать, прилетел он из Непала или нет.
– Да, пусть запросит. И чтобы немедленно! Две недели о человеке ничего не известно!.. Теперь доложи о самом главном.
– О чем именно, Святослав Николаевич? – не понял я.
– Помирился с Танюхой?
Я опустил глаза и пожал плечами.
– Смотри, будешь бит! – пригрозил он. – Времени у вас мало осталось…
До меня не сразу дошел смысл его последних слов. Он как-то сказал, что мы с Татьяной должны обвенчаться до его смерти.
– Что вы, Святослав Николаевич! – фальшиво возразил я. – Куда торопиться? Надо сначала сто раз отмерить…
– Нет, братец, времени мало осталось. Чувствую я… А потому наказываю: решить все конфликты с Танюшей полюбовно и венчаться в ближайшую субботу.
Что я думал о Татьяне, выходя из спальни князя? Странное, смешанное чувство испытывал я к ней. Никогда прежде, ни с одной женщиной я не был так расслаблен, так искренен, как в то утро, когда сказал Татьяне, что люблю ее. Будто раскрыл шлюзы, сдерживающие
Я воспринимал ее как зеркальное отражение: протягивал к ней руки, обнимал, и она обнимала меня, я целовал ее, и она отвечала мне тем же, и потому был уверен, что мы испытываем какие-то очень схожие чувства. И было безумно приятно сознавать себя такой звездной величиной в глазах Татьяны. И ее нежное, податливое чувство ко мне смешно было класть на весы против каких-то договорных обязательств, профессиональной гордости и тщеславия – мне казалось, что любовь перетянула бы весь этот житейский мусор обвально, с грохотом и поломкой весов.
Откуда мне было знать, что Танюха поставила меня куда-то очень далеко от своего сердца. Ее работа и лидерские амбиции встали между нами танковой броней. Конечно, что-то можно было сделать, как-то спасти наши отношения, сохранить хорошую мину при плохой игре, но для этого надо было давить себя, давать задний ход, выцарапывать из души взбесившиеся чувства и запирать их на большой амбарный замок. И еще делать вид, что между нами не происходит ничего особенного – так, пустячок, легкий служебный флирт, какой часто случается в командировках, сексуальный голод и физиологическая разрядка. Трах-бах, и гуд бай, май лав!
Ну разве можно было обо всем этом рассказывать князю, этому святому человеку?
Глава 42
ПЕРВОЕ АПРЕЛЯ
Мы встретились с Мухиным в коридоре перед дверьми в каминный зал. Было без пяти двенадцать. Следователь хмуро взглянул на меня, ничего не сказал и хотел уже зайти в сумрачный зал, где потихоньку собирались работники усадьбы, но передумал, повернулся ко мне и покачал головой.
– Я получил ваше письмо, – сказал он, поджимая губы. – Не представляете, как я был зол! Это у пожарных бывают ложные вызовы, а за обращение в прокуратуру кто-нибудь обязательно должен отвечать. Вы водили меня за нос со своей легендой про пластическую операцию!
– Это был тактический ход, – попытался возразить я. – Помните, как Шарапов прикинулся вором и разоблачил банду Горбатого? И Родион прикинулся мошенником…
– Я вам сейчас такого горбатого устрою, – пригрозил Мухин, – что мало не покажется! А если бы я арестовал Родиона? Засадил бы его в следственный изолятор к рецидивистам?
– Клянусь, ни Родион, ни рецидивисты на вас за это не обиделись бы! – заверил я.
– Устроили тут, понимаешь, маскарад, – проворчал Мухин.
В зале было достаточно диванов и кресел, чтобы все могли сидеть свободно, на таком расстоянии друг от друга, чтобы не чувствовать, как рядом кто-то взволнованно дышит или нервно щелкает костяшками пальцев.