Сладкое королевство
Шрифт:
Думаю, и то и другое. Понимаю, что зря я так категорично Лёне вчера выдала, мол, не могу иметь детей, всё же это не совсем правда. Во-первых, лечение хоть как-то, но работает. Во-вторых, я уже однажды от него забеременела.
Нельзя так эгоистично поступать, но дело сделано, дороги назад нет. Если я забеременела... скажу, что чудо, и если он пожелает, никогда не появлюсь на пороге его дома. В мечтах и своих думках домываюсь и выхожу, укутавшись в полотенце.
Леонид сидит себе на кровати, а у меня челюсть
— Это в отместку за помытую посуду у тебя дома? — изгибаю бровь и указываю на идеально заправленную кровать.
— Нет, — мотает головой, — просто привык за год.
— Прости, — понимаю, что о жене ему напомнила и спешу смыться на кухню.
Захожу туда, не глядя, и айкаю, подлетая на месте:
— Дура, дура, дура! — кричу на всю квартиру и прыгаю на одной ноге.
Лёня вырастает за моей спиной в считаные секунды. Только и успеваю пожаловаться, что плохо осколки собрала. Уносит меня на кровать и под моим чутким руководством несёт мне аптечку. Вот и кофе попили. Ладно, порез неглубокий, так что быстро обрабатываю и заклеиваю широким пластырем.
Напяливаю свои тапки с пушком, ловлю озадаченный взгляд Леонида:
— Их давно выкинуть надо, — прячу взгляд, — дурацкий выбор, знаю.
— Ну, не более дурацкий, чем трусы с этой псиной, — заливается задорным смехом, и мне становится легче.
Сама заряжаю кофеварку, а Лёню прошу достать что-нибудь из холодильника на завтрак.
— Сколько человек здесь живёт?
— В каком смысле? Я одна, — обескуражено оборачиваюсь и сама в холодильник заглядываю, бегло окидывая полки с контейнерами.
— У тебя или потрясающе быстрый метаболизм, или ты переводишь продукты, — заключает он, глядя на меня.
— Что не так-то? Тебя выбор не устраивает? Я могу что-нибудь приготовить, — развожу руками.
— Да здесь еды мужчин на трёх...
— Ты это на что намекаешь? — прищуриваюсь. — Хочешь сказать, что у меня здесь проходной двор? — начинаю ругаться почти во весь голос. — Ко мне родители и сестра часто приезжают. И вообще, я кондитер, у меня должен быть запас всяких продуктов...
— М-да, — цокает и затылок чешет, — есть два варианта, или я не умею комплименты делать, или ты их принимать.
— Ты, — тут же выпаливаю и руки скрещиваю на груди. — Или думаешь, раз я кондитер, то должна иметь необъятные размеры или лопать всё, что готовлю?
— Нет, — опускает голову и ко мне подходит, закрывая холодильник не глядя, — я хотел сказать, что у тебя отличная фигура и, наверное, ты любишь готовить на большие компании.
— Угу, — продолжаю дуться, — а сказал, что удивлён, что я не жирная, предположив, что здесь толпы мужиков бывают.
— Прости, — быстро ретируется, — я не то имел в виду, просто я не знаю, как с тобой общаться. Ты мне симпатична, но я действительно не был на свиданиях двадцать лет, ну и жена —
— Ну да, — согласно киваю и кривлюсь, — через месяц после свадьбы всем мужикам память отшибает. Они забывают, что надо своим жёнам делать комплименты, дарить цветы и всячески показывать, что любят...
Леонид как-то грустно улыбается, а потом его взгляд будто мутнеет. Мужчина явно что-то вспоминает. Но не лезу в его память, захочет поделиться, сам скажет. Что он и делает:
— Знаешь, Оля была не от мира сего, — почти кривится, — для неё утром после секса сравнение её с пандой, означало бы, что она так увлеклась и забылась, что не пошла умываться, просто уснув в моих руках.
Слышу столько горечи в голосе Лёни, что незамедлительно пускаюсь в плач. Слёзы продираются и давят, горло сводит, не могу ничего ответить, понимая, что передо мной человек, который безумно любил и хорошо знал свою жену. Он не забыл её. А я так с ним поступила, по сути, использовала в своих целях и даже не знаю, хочу ли строить с ним отношения.
Да и как он воспримет новость, если я всё же забеременела?
— Ты чего, — улыбается и прижимает меня к себе, — не надо так плакать. Прости, я идиот, не подумал. Какой женщине наутро захочется слушать о прошлом мужчины.
— Нет, — хлюпаю носом, — это ты прости. Я не подумала. Это я злюсь на своего бывшего, а злость вымещаю на тебе.
— Правда, — усмехается, — а я и не понял.
Врёт он, всё понял, но промолчал. Наверное, жалеет меня. Вон как гладит по спине. Ловлю себя на мысли, что уже и не плачу, а по коже так и бегают мураши, не то чтобы я возбуждаюсь, но мне действительно приятно.
Спасает кофеварка. Слышу, что вода заканчивается, последние капли падают, а кухню уже заполнил терпкий аромат. Отлипаю от мужской груди и быстро вытираю слёзы.
— Кофе готов...
Понятия не имею, как быть в этой ситуации. Мы завтракаем тем, что было в холодильнике. Лёню вполне устраивает навернуть борща с салом и сметаной с утреца. Брови так высоко задираю, что это не остаётся незамеченным.
— У тебя, видимо, тоже метаболизм потрясающий, — кидаю взгляд на пустую тарелку и обнажённый торс, где все рёбра можно пересчитать, не прикасаясь, — добавки?
— Спасибо. Не жалуюсь, но нормальную еду я уже года полтора не ел.
Не думаю, что хочу бередить его раны, но если жена умерла год назад, а нормальную еду он полтора года не ел, значит, болела и не могла готовить — махом делаю выводы.
— Хочешь знать, от чего Оля умерла? — слегка морщится.
— Она болела? — тихо спрашиваю.
— Угу, ты догадливая, — дёргает уголками губ.
А я, чтобы скрыть очередную порцию слёз, быстро встаю и забираю тарелку Лёни, наливая ему ещё борща.