Сламона
Шрифт:
Но Дэви не торопился.
Он получше заговорил дверные засовы, смел взглядом со стола пыточные инструменты и заставил их пуститься в пляс вокруг очухавшегося палача.
Литты больше и не пытались схватиться за оружие: они только блеяли, выли, стонали в смертельном страхе, а палач ползал среди своих распоясавшихся инструментов и что-то шепеляво вопил — кажется, просил сжалиться над калекой…
Сто чертей и одна ведьма, неужели эти самые твари победили в зеленодольской битве, превратили Ассагардон в груду горящих развалин и победоносно промаршировали от Кольдра до Южного
Дэви смотрел на людей, люди смотрели на Дэви — и по их искаженным ужасом мордам было видно, что до самой последней извилины их убогих мозгов дошло: им конец, этот неуязвимый безжалостный маг сейчас сделает с ними все, что захочет!..
…И он сделал с ними все, что захотел…
…А когда уронил руки и тяжело перевел дыхание в густом пару, которым исходила жаровня (прыщавый литт напоследок залил ее своей вонючей кровью), за его спиной раздался слегка дрожащий голос:
— Ну ты и удела-ал их, дружище! Послушай… Если ты уже закончил разборки, может, снимешь меня со стены? Осточертело уже здесь висеть!
Дэви обернулся, быстро подошел к огненноволосому парню, легко разорвал железные обручи на его руках, и тот бесшумно приземлился на ноги.
— Уфф, спасибо! — растирая покрытые синяками запястья, поблагодарил парень. Глянул направо и налево, сглотнул и покрутил головой: — Да, тебе лучше не попадаться под горячую руку! Бляха-муха, ты только посмотри, что осталось от толстяка…
Дэви не стал смотреть на то, что осталось от толстяка (да от него почти ничего и не осталось) — вместо этого он смотрел на бывшего пленника литтов… Вот тут действительно было, на что посмотреть!
Парень был лишь немного ниже Дэви и почти так же широк в плечах, глаза его зеленели ярче первой весенней травы, а лохматая шевелюра полыхала всеми оттенками пламени — от светло-желтого до багрово-красного, куда до нее было тусклым факелам на стене! Его веснушки тоже словно светились в полутьме… А потом так же ярко сверкнула его улыбка, когда он наклонил голову к плечу и окинул любопытным взглядом своего освободителя.
— В первый раз вижу настоящего живого мага! — признался он. — Как тебя зовут, маг?
— Дэви. Только я еще не… А, неважно! А ты кто такой?
— Я — Ронгхэльм. Или Рон, если не хочешь сломать язык!
— Тебя назвали в честь старшего принца светлых эльфов? Но все же кто ты? Эльф? Или лорх? Или…
— Что? — переспросил Рон.
Он перестал улыбаться, в его глазах мелькнули растерянность и боль, и Дэви понял, что ему нельзя спрашивать этого парня, кто он такой, откуда и почему носит человеческую одежду. Впрочем, самое главное он уже понял: Ронгхэльм был Древним, ведь ни один человек не может правильно выговорить любимое словечко Древних «охэй»! Только кем бы ни был огенноволосый пленник литтов — эльфом, скельдом, лорхом или вейнуром — он был замороком, и этим было все сказано.
Дэви видел в маяке бедолаг, побывавших в сером
— Рон, ты не знаешь, где вход в Подвалы Погибших Душ?
Заморок перестал лизать ободранное кандалами запястье и не раздумывая ответил:
— Само собой, знаю! Подвалы вон за той дверью, на которой нарисован скорпион… Эй! Дэви, постой, куда ты?!
— Подожди меня здесь! — велел Дэви, вырывая факел из железного кольца на стене.
— Это еще почему? — заморок двинулся за ним по пятам.
— Потому что Подвалы Погибших Душ — самое поганое местечко в здешней поганой стране!
— Да ну?! — восхитился Рон, переступив босыми ногами на залитом кровью полу. — Еще поганее, чем это? Тогда я обязательно должен увидеть такое чудо! Обожди, я только тоже возьму факел…
— РОН!!
— А?
С полминуты Дэви и заморок глядели друг на друга сквозь кровавый чад догорающей жаровни, и в этом немом споре Дэви сдался первым. Спорить с беспамятным замороком означало зря терять драгоценное время, а времени и так было в обрез! Кто знает, когда проклятое слово «сламона» выдернет Дэви обратно в Предел? Может, кто-то из Древних и называл его Магом Стрелы, но сам он прекрасно знал: победить Тройное Заклятье ему пока не под силу. Рано или поздно… скорее всего, рано, ему придется вернуться в мурленбургский приют, в шкуру слабака Мильна. Значит, надо спешить!
— Ладно, пошли, — буркнул Дэви. — Только не жалуйся, если там станет жарко!
— А там должно стать жарко? — возликовал Рон. — Охэй, тогда пошли скорей, а то от здешней холодины у меня уже начался насморк!
Ронгхэльм
По маяку гуляло много ужасных историй о Подвалах Погибших Душ, но красноречивей всего о них рассказывал темный эльф Корвин. Корвин был единственным Древним, сумевшим вырваться из подземелий под замком королевы Черносонии, и каждую его скупую фразу тирки мигом подхватывали и разносили по всему маяку:
— Там еще хуже, чем на острове Ужаса в Темном Царстве…
— Эти подвалы холоднее Великой Стыни…
— Даже после смерти оттуда нет выхода: души погибших Древних вечно скитаются там среди магических чудовищ и охранных пентаграмм…
— В тех подвалах темней, чем в дальстанском Каньоне Мертвой Луны…
Похоже, все это было правдой! И все-таки, шагая вниз по бесконечным каменным ступенькам, Дэви подумал: если бы Корвин побывал в мурленбургском приюте, он бы знал — на земле есть места пострашнее Подвалов Погибших Душ. И ненависть может светить ярче, чем факел!