Сламона
Шрифт:
— Я так и знал, что ты здесь, старик! Тут найдется местечко для еще одного раненого героя? Хочу погреть на солнышке свои доблестные шрамы…
— Валяй, — ровным голосом ответил Дэви. — Только сними сначала эти лохмотья, Хон-Хельдара здесь нет, их никто не утащит…
Рон засмеялся, скинул ковбойку и джинсы и с блаженным: «Ух!» растянулся на спине рядом с Дэви.
Хотя к принцу светлых эльфов вернулась память, он продолжал разгуливать в человеческой одежде, ругаться человеческими словами и — к негодованию Хон-Хельдара — продолжал жить на яхте «Дельфин», явно не собираясь менять маленькую тесную каюту
— Ну и утречко, Дэви! — пожаловался Рон, подкладывая под голову вместо подушки скомканную одежду. — Я обшарил на «Лучезарном» все дно вокруг Китовой Скалы, но волшебная труба как сквозь землю провалилась! Как думаешь, акулы не могли ее сожрать?
— Очень даже может быть… Акулы могут слопать почти что угодно…
— Хрен в томате! Значит, придется заняться охотой на акул! После обеда попробуем, да? Покажешь мне, как это делается…
— После обеда я не могу.
— Почему?
— Я… То-есть мы… Верней, она потащит меня по магазинам — покупать одежду к отъезду.
— А-а, понятно.
— Что тебе понятно?
Дэви подозрительно взглянул на Рона, но тот, закинув руки за голову, смотрел только на чаек, кружащих в голубом небе.
— Мне все понятно, — задумчиво отозвался Рон. — Я даже понимаю, почему Черная Королева оказалась в Пределе — живая и невредимая, но с чужой памятью и с чужим именем…
— Да? Почему же?
— Да все из-за Кровавого Кристалла и колдуна Конрада! Конрад сдох, но его предсмертная ненависть впиталась в камень вместе с его вонючей кровью, вот магия Кристалла и отомстила тебе, оживив и перебросив в Предел твою убитую тетку. Проклятый Кристалл подсказал ей и словечко «сламона», я уверен!
— Может, так все и было, — с облегчением согласился Дэви.
— Конечно, а как же еще? Только ничего у колдуна не вышло. Представляю, как он сейчас бесится в Царстве Духов и Теней, если уже знает, что случилось!
— А что случилось? — тупо переспросил Дэви.
— Ну как же — это было потрясающе придумано: притвориться, что ты сам хочешь принадлежать этой стерве, что прямо с детства об этом мечтал! Вот обломчик для старины Конни, ведь из его мести теперь ничего не получилось!
— Да, это было здорово придумано… — тихо отозвался Дэви. — Здесь убить ее в Час Возмездия и Справедливости, а там как ни в чем не бывало называть ее мамой…
— Эй, да ты что? — приподнявшись на локте, Рон изумленно посмотрел на Дэви. — Ты же не виноват, что Тройное Заклятье и заклинание «сламона» все еще сильнее тебя!
— Заклятье?!
Дэви сел и уткнулся лицом в колени.
— Как бы не так! — простонал он. — На этот раз заклятье здесь ни при чем! Я мог бы ускользнуть от заклинания «сламона», ведь меня ведь не хотели ей отдавать, это я сам захотел ей принадлежать, САМ! О, дьявол!..
Дэви снова шлепнулся на песок, закрыв лицо согнутой в локте рукой, и замычал от стыда, вспомнив ту кошмарную сцену в директорском кабинете!
О, Люцифер, о, все морские дьяволы и черти, какое счастье, что Рон не видел, как…
…Как он, Дэви — Джон Мильн, плевать! — повалился на директорский диван и
Как сквозь плач он требовал, чтобы его отдали женщине, которая выбросила его за борт…
Как он вдохновенно врал, что получал от тети письма каждую неделю («Спросите у госпожи Розы, если не верите!»)…
Как дрыгал ногами и цеплялся за диванный валик, не давая поднять себя с дивана и увести…
Как вопил: «Я хочу с тетей, с тетей!» и отпихивал локтем какую-то вонючую гадость, которую совал ему под нос школьный врач…
Как он ревел и бился в отвратительной истерике до тех пор, пока наконец не услышал: «Хорошо, хорошо, раз ты так хочешь!»
Дьявол, дьявол, дьявол, какой это был позор!!!
Какой счастье, что Рон всего этого не видел — но как же теперь объяснить ему, что случилось? А вдруг после этого Рон просто презрительно встанет и уйдет — навсегда вернется в свой дворец из лунного камня в Тэннисоле, позабыв про «Мага Стрелы», оказавшегося слабаком и ничтожеством?
— Понимаешь, Рон, — с трудом проговорил Дэви (стыд скрипел на его зубах, как горячий песок), — если бы меня захотели ей отдать, я бы отбивался изо всех сил, честное слово! Но они все сделали наоборот. И директор, и господин Джоунз — они сразу сказали, что об усыновлении не может быть и речи! Вот тогда я и…
Дэви наконец рискнул взглянуть на Рона — и не увидел ни презрения, ни насмешки в его зеленых, как водоросли, глазах. Лежа на боку и подперев голову рукой, Рон посто внимательно смотрел на приятеля и ждал, когда тот договорит.
— Понимаешь, то, что меня захотели усыновить, но меня не захотели отдавать, — Дэви запнулся и долго молчал, подбирая слова. Слова не подбирались. — Ну, это было просто чересчур!..
— Понимаю.
Дэви вздохнул, как будто только что вынырнул с огромной глубины.
— Наверное, ты все-таки не понимаешь, Ронни… — закрыв глаза и пробормотал он. — Ведь у вас, Древних, нет сиротских домов и приютов. Ты не знаешь, что значит быть Домашним Ребенком и что значит им не быть…
Когда Джонни Мильн был еще сопливым мальком, один мальчишка из старшей группы сиротского дома познакомился в главном госхольнском парке с Домашним по имени Дик. Дик часто приходил к своему приятелю в гости, и всякий раз приютские ребята окружали его теснее, чем Санта-Клауса на Рождество. Самые младшие, конечно, не могли и надеяться поиграть с Диком, но все равно набивались в игровую и издалека с восхищением глазели на чудесного пришельца, ловя каждое его слово!
Дик был шустрым и разговорчивым парнем, и скоро уже весь сиротский дом знал, что родителей у него нет, что живет он с двоюродным братом, который «здорово зашибает», часто теряет работу и то и дело переезжает из города в город. Своего брата Дик небрежно называл «мой», и все мальчишки просто корчились от зависти, когда Дик мимоходом ронял что-нибудь вроде: «Не, завтра я не могу, мой взял билеты в кино!» или «Ну и задаст мне мой за порванные штаны!» или «И тогда мой ка-ак вделает тому дураку в челюсть! А тот кретин ка-ак плюхнется на четвереньки — и пополз искать свои выбитые зубы! И больше никогда меня и пальцем не трогал!»