Славные Времена. Том 1
Шрифт:
На шестой схватке, видя, что проигрывает, он применил какой-то особенный прием, молниеносно ввинтился слева, отбил мою простую круговую защиту, но коснуться саблей не успел. Я ушел в сторону чуть не кувырком, чего никогда не делал здесь, в училищном зале. Затем вскочил, опять зашел к нему в тыл и хлестнул по туловищу тупой саблей.
– Шестая – выиграл Альбер, и седьмая схватка может решить участь поединка, – спокойно сказал Лерон, видя мое серьезное преимущество. – Готовы, господа? Начали!
Тут я поменял свою тактику контратак, неожиданно для барона сам бросился в атаку и прижал его к границе круга дуэли. Он не имел права выйти за неё и встал в глухую защиту, которую я очень быстро проломил и прямым ударом пробил ему в грудь.
– Победа Альбера, шесть против
Барон, красный от унижения, извинился передо мной прямо перед всеми курсами, собравшимися посмотреть нашу дуэль. Я вежливо принял извинения, поклонился Лерону и секундантам и вместе со всеми двинулся в учебное крыло. Дисциплинированное молчание кадетов и корнетов немедленно сменилось смехом, шутками и поздравлениями, как только мы вышли из зала. Я же, шагая, думал о том, что в настоящем бою барон уложил бы очень многих, шагающих рядом со мной.
В бою быстро чувствуешь характер противника, и я мог бы сейчас без сомнений сказать, что барон был бы, вероятно, жесток к побежденным. Кроме того, он действительно умел фехтовать, вот только не знал, что я дерусь лучше.
На следующий день сильно переживавший свой позор и потерю славы первой сабли училища барон исчез. Начальник училища отметил в специальном приказе, что корнет Ларгон отчислен по семейным обстоятельствам.
– Деньги кончились, – уверенно сказал Гирон. – А за твое унижение денег он не заработал.
– Ты думаешь, за ним кто-то стоял и платил? – не без удивления сказал я. – Такому дураку?!
– Несомненно, он был нанят, – ответил не бросающий слов на ветер Гирон, но объяснений не дал, сказавши только, что 'в будущем увидим'.
Глава 5. РАЗВЛЕЧЕНИЯ КОРНЕТА: ЦИРКАЧКА…
'Не больно хвастайся будущим успехом – как раз обделаешься'. Родонийская народная примета.
В позднейшие времена, после войны, когда по некоторым причинам я стал целью сплетен, многие утверждали, и кое кто даже писал в газетных статьях, что я был неутомимый повеса и преследовал всех женщин на своем пути, от юных фрейлин до зрелых придворных дам, показывая чудеса развратного поведения. Это, конечно, была прямая ложь. Не очень то я бегал тогда за дворянками и дамами полусвета, будучи занят учебой, да и вообще будучи очень разборчив в этом вопросе. Дело в том, что до приезда на постоянное жительства в столицу я имел у себя в Альберии пылкий и довольно продолжительный роман с эльфийкой Веткой Яблони из Лесного патруля, а также несколько мимолетных, но очень пылких встреч с ее юными родственницами. Кроме того, ее матушка и тетя не оставили меня без своего щедрого внимания во время официального визита нашей делегации в Великий Лес. Говоря попросту, матушка моей Дианэль решила, пользуясь случаем, близко познакомиться с возможным женихом из соседской графской людской семьи, и, как обычно делают эльфы, приняла меня в их лесном особняке, где почти каждую ночь навещала меня в постели.
Поскольку выглядела она, как и полагается, чуть ли не моложе красавицы дочери, серьезного сопротивления я не оказал. Но зато, подружившись со мной, матушка Дианэли углядела кое-что острым эльфийским глазом, и сводила меня после переговоров к лекарям-магикам, которые привели мое подростковое здоровье в полный порядок, полностью избавили от прыщей и сняли большое количество незаметных, но умело поставленных наговоров, приворотов и сглазов, с каковыми мои амулеты безуспешно боролись. После таких, скажем так, элитных красавиц долгое время людские женщины казались мне не особенно привлекательными в сравнении с эльфийками (я исключаю маму и других моих родственниц, конечно), и большой прыти с девицами в столице я сначала не проявлял. Кроме того, я скучал не только по эльфийкам, но и по одной милой девушке, способной мгновенно превратиться в огромное крылатое чудовище и поднять меня в полет над горами. Странно звучит, конечно, что я испытывал скрытую нежность к ее непробиваемой золотистой броне и крыльям, но когда она принимала человеческий
Тем не менее, какие-то знакомства постепенно завязывались, в основном с девицами из родни и с фрейлинами, и без планов жениться. Но самое горячее чувство появилось у меня на втором году учебы, когда мы с Гироном со скуки забрели свободным вечером в большой передвижной цирк. Одна из гимнасток, выступавших на арене, была похожа на Ветку Яблони и понравилась мне. Я преложил знакомство и не был отвергнут. Роман длился целую луну, включал в себя много встреч, цветов, подарков, прогулок, позирования мне для рисунков, известное количество сладких ночей, но сегодня он подошел к кульминации. Сейчас я шагал к цирковому шатру, оставив коня на слугу, и смаковал в уме, как расскажу про интересную дуэль с бароном, а заодно преподнесу ей важную новость.
Я встретил гимнастку, как обычно, после представления; она быстренько помылась (не знаю, как это ей удавалось!), переоделась в модное, недавно подаренное мной платье и легкой походкой выбежала из пахнущего потом, опилками и лошадьми цирка навстречу. Стройная, с прекрасно уложенными под дамской шляпкой белокурыми волосами, с легкой походкой, правильным лицом, она восхитила меня, как восхищала уже целую луну. Но далее все пошло не так, как обычно: вместо того, чтобы пойти со мной в отцовский, сейчас пустующий особняк для углубления интимных отношений, а затем в какой-нибудь шикарный ресторан, гимнастка, приняв букет цветов, попросила повести ее в ближайшую таверну (да-да, именно таверну!).
Я был несколько удивлен, но, конечно, согласился. Мы уселись за столик и заказали скромный ужин. Я был несколько озадачен странным поведением моей пассии и придержал свои рассказы, чувствуя, что ей тоже есть чем рассказать. И действительно, как только мы покончили с супом, моя прекрасная пассия и владычица моего сердца решительно сказала:
– Сергер, дорогой, завтра цирк собирается, затем грузится на корабль и уезжает в Тарент. Я еду с ним, конечно. Так что сегодня я начинаю отвыкать от шикарных столичных ресторанов и перехожу на простую еду.
При всех особенностях капризного характера моей циркачки, у ней имелись драгоценные качества: она была тверда характером, не боялась резких перемен в общении и говорила мне только правду. Я, в общем, ожидал чего-то в этом роде: ни один цирк не сидит ни в каком городе больше трех лун – как говорится, циркачей кормит дорога.
– А почему в Тарент? – с интересом спросил я.
– Подальше от войны, – пояснила девушка. – Директор и старейшины цирка считают, что в этом году Империя начнет наступление, и война затянется на несколько лет. Если мы не уедем сейчас в нейтральную страну, то застрянем в Родонии и попадем в трудную ситуацию.
– У вас очень разумные старейшины, – хладнокровно заметил я. – А как насчет тебя?
– У меня есть моя работа, – спокойно сказала гимнастка. – Ты, конечно, можешь взять меня на содержание, но надолго ли? Ведь ты уйдешь на войну. А жениться на мне не сможешь, поскольку наследственный дворянин высокого ранга, граф. Лучше нам закончить сейчас.
Я почему-то был удивлен этими, в общем, весьма разумными словами – очевидно, надеялся услышать нечто другое.
Довольно долгое время мы молчали, прикладываясь к бокалам с неплохим вином – я внимательно рассматривал ее, а она открыто смотрела мне в глаза. Да, думал я, красивая и умная девушка, ничего не скажешь, и молчать умеет. Но теперь мне пришлось посмотреть на нее другими глазами. Может быть, мы и ужинаем не в ресторане, а в таверне, чтобы было легче избежать скандала? Эта странная мысль пришла ко мне вдруг, и я огляделся и легко узнал за столиками у входа парочку крепких ребят из ее цирка, которых, конечно, не пустили бы в шикарный ресторан. Это, значит, чтобы отвести ее домой после скандала, с которым она, имея твердый характер, рссчитывала легко справиться. На секунду мне даже стало смешно – какая трезвость мысли, какой расчет!