Славянорусские древности в «Слове о полке Игореве» и «небесное» государство Платона

Гурченко Леонид Александрович

Прежде всего, важно, что эта рукопись не следует установленному правилу летописи, и каждое новое божество вводит не союзом «и», а бессоюзным присоединением последующего божества к предыдущему. И только Мухамеда она вводит союзом «и», но не божество, а пророка. Поэтому в тексте читается не «и раклия», а «ираклия». Как видим, в перечне присутствует главный персонаж нашей темы - Геракл (Ираклий). Поэтому представленный перечень, за исключением Салава и Махмета, то есть Перун, Ираклий (Геракл), Хурс (Хорс), - создает концепцию положения дела: Геракл существовал среди почитаемых на Руси языческих божеств. Вариант его имени в других списках Сказания - Раклий. Но иногда рядом с ним упоминается Мокошь, как в перечне богов Пантеона Владимира, где она упомянута рядом с Семарглом. Однако, с учетом сказанного о праотце Геракле и праматери Змеедеве, мы должны допустить, что Мокошь - это праматерь Змеедева.

В средневековых русских

памятниках, направленных против язычества, вместо Ираклия ставится искаженное Семаргл и даже Сим и Регл, но, как было сказано, по предположению В. Ягича, не как обозначение двух божеств, а как одно имя или двойное имя. Не исключено, что в Сказании имя «Ираклий» в структурном плане является народноэтимологическим «восстановлением» первоначального - «Геракл» из «Семаргла». Но почему этот факт так долго оставался незамеченным? Хотя еще в последней четверти XIX в. В. Ягич придал не «собакообразный» смысл имени Семаргла в пантеоне Владимира, а «гераклообразный». Возможно, причина в том, что смыслом большинства исследований по русской дохристианской религии и культуре была мысль, что Геракла не могло быть на русской почве до византийского влияния после Х века, когда в искусстве стала проявляться «спаянность бывших языческих образов с новыми, спиритуалистическими» (Г. К. Вагнер).

Неразличимость типов иконографии Геракла, Самсона и Давида, связанных с сюжетом борьбы героя со львом, дала повод некоторым исследователям занять позицию содержательного утверждения, что на лаврской плите ХI в., оказавшейся вмурованной в стену типографии КиевоПечерской лавры, изображающей борьбу героя со львом, представлен Геракл, разрывающий пасть льву, - а не Самсон. В числе этих авторов В. П. Даркевич, А. Н. Грабарь, В. Г. Пуцко, С. Радойчич (Архiпова, 1990. С. 95. № 3-4; рис. 1), а также Р. В. Багдасаров, который представил ценные сведения о традиции изображения Геракла на печатях русских князей (Багдасаров, 1998. С. 298 и след.). Другой вариант этой позиции - альтернативная семантика рельефа: в поединке со львом изображен Самсон или Геракл, - авторы А. И. Некрасов, Б. А. Рыбаков, В. Н. Лазарев, Ю. С. Асеев (Архiпова, 1990. С. 95; содержанием суждения самой Е. И. Архиповой об этом рельефе является утверждение, что изображен не Геракл, а Самсон).

Дело в том, что существует очевидное сходство мотивов борьбы со львом Самсона, Давида и Геракла. Самсон, «когда подходил с отцом своим и матерью своею к виноградникам Финафским, молодой лев, рыкая, вышел навстречу ему. И сошел на него Дух Господень, и он растерзал льва как козленка; а в руке у него ничего не было» (Суд. 14, 5-6). Итак, Самсон не разрывал пасть льву, он разорвал его как козленка. Однако иконография образа Самсона сформировалась в четырех вариантах, отклоняясь от библейского: 1. Самсон с длинными волосами в виде двух кос противостоит льву в единоборстве и руками разрывает ему пасть. 2. Самсон с длинными волосами в виде двух кос верхом на льве разрывает ему пасть. 3. Самсон с короткими волосами противостоит льву в единоборстве и разрывает ему пасть (византийская чаша из собрания А. П. Базилевского). 4. Самсон с короткими волосами верхом на льве разрывает ему пасть (Архiпова, 1990. Рис. 2, 3, 4).

Другим христианским львоборцем, а точнее - звероборцем, был Давид. Перед тем, как выйти против филистимлянина, он, обнадеживая Саула благополучным исходом борьбы, сказал, что он, пася овец, неоднократно вступал в единоборство со львом и медведем, похищавшими овец из стада, и отнимал из пасти; а если тот бросался на него, то он брал зверя за космы (за гриву) и поражал его и умерщвлял его (1 Цар. 17, 34-35).

По Даркевичу в византийской иконографии сложилось три типа изображений борьбы Давида со львом: 1. Давид левой рукой схватился за гриву льва, а правой замахнулся палицей, готовясь нанести удар (Х в.). 2. Давид, поставив колено на спину льва, разрывает ему пасть (нач. VII в.). 3. Лев стоит на задних лапах напротив Давида, он, схватив его за челюсть, разрывает пасть (XI и XII вв.) (Архiпова, 1990. С. 98). Имеется, следовательно, только один тип изображения, совпадающий с библейским: Давид, схватив льва за гриву, поражает его палицей. Однако этот мотив полностью соответствует изображению первого подвига Геракла в античном искусстве - убийству немейского льва.

Так, например, в склепе 1975 г. II-III в. н. э. в Горгиппии (современная Анапа) на боковых стенах погребальной камеры размещался фриз, иллюстрирующий двенадцать подвигов Геракла. Первый подвиг: Геракл левой рукой уцепился за гриву льва, а правой замахнулся палицей, готовясь нанести удар (Алексеева, 1984. С. 83; 140, № 4; рис. 5). Геракл сначала оглушил льва, а потом задушил его. Нет изображений Геракла, раздирающего львиную пасть. Но не можем мы опереться и на библейские сюжеты - Самсон и Давид тоже не раздирали львиную пасть. Суть этого замечания относится к тому, что в изобразительном

искусстве возникла «спаянность» образов Геракла, Самсона и Давида. Единственный признак Геракла, однако не безусловный, который отличает его от Самсона и Давида в сцене единоборства со львом - это присутствие еще одного персонажа или изображение дерева. На чернофигурной амфоре Псиакса (ок. 540 до н. э.) Геракл навалился на холку льва, тот припал на передние лапы. Сзади Геракла - еще один персонаж, а слева дерево, на котором висят плащ и колчан Геракла (МНМ, 1987. С. 279). На лаврской плите плащ героя, вырвавшись вихрем изпод правой руки, повис сзади на дереве в спокойном положении. На гребне из слоновой кости из Саркела - Белой Вежи (XI в.) изображение относится к тому же иконографическому типу - герой разрывает пасть льву, его плащ, развеваясь, виснет на дереве сзади. С другой стороны дерева - персонаж с мечом и щитом, однако это не сцена охоты, на наш взгляд, а мифологический сюжет, связанный с единоборством Геракла с немейским львом (Архiпова, 1990. Рис. 6).

Не лишен значения в теме культа Геракла в Древней Руси такой факт, как распространенность в княжескобоярской среде амулетовзмеевиков, исходным мотивом для которых мог послужить второй подвиг Геракла, «победителя сатаны» - убийство им лернейской гидры, дочери Тифона. Отцом Тифона был Тартар, а сам он изображался с сотней драконьих голов, часть его туловища человеческая, а ниже бедер - извивающиеся кольца змей. Лернейская гидра, «выросшая в болотах Лерны, ходила на равнину, похищая скот и опустошая окрестные земли. У нее было огромное туловище и девять (змеиных) голов, из которых восемь были смертными, а средняя, девятая - бессмертной» (Apollod. 11 5, 2). Геракл сразился с гидрой и палицей снес ей головы. В изображении подвигов Геракла гидра не имеет человеческих частей тела. Но известен случай, относящийся ко II-III вв. н. э., когда гидра изображена в женском образе демонического существа, ее голова находится в окружении змеиных голов - это упомянутый фриз, иллюстрирующий двенадцать подвигов Геракла в погребальной камере 1975 г. в Горгиппии. Тип изображения гидры значим в том отношении, что он полностью совпадает с оборотной стороной золотой «черниговской гривны» Владимира Мономаха - женская голова, окруженная змеями, и есть то самое демоническое существо, которое противостоит Гераклу на фризе из Горгиппии. На лицевой стороне гривны изображен архангел Михаил, надпись, по мнению исследователей, указывает на победу архангела над змеем (Николаева, 1985. С. 346).

В этом случае легко предположить, что архангел Михаил стал заместителем змееборца Геракла. Убедительным доказательством утверждения, что святые змееборцы на амулетахзмеевиках становились заместителями Геракла, являются змеевики с Феодором Стратилатом (конец XII - первая треть XIII в.). В его житии рассказывается, как он убил громадного змея, который жил в пропасти в окрестностях города Евхаита, родины Феодора Стратилата. «Змей пожирал множество людей и животных, держа в страхе всю округу» (ср. в мифе о Геракле: гидра ходила на равнину, похищая скот и опустошая окрестные земли). За этот подвиг Феодор был назначен военачальником (стратилатом) в городе имени Геракла - в Гераклее Понтийской, на южном берегу Черного моря.

Змеевикам придавалась особая роль оберегов от многоликого беса, наводившего на человека различные болезни (Николаева, 1985). Архангел Михаил и Феодор Стратилат иногда замещаются на лицевой стороне образами Богоматери Умиления и Феодора Тирона, на оборотной - то же самое изображение женской головы, окруженной змеями. Однако, как замечает Т. В. Николаева, «несомненно одно, что змеевики с разными изображениями святых имели разное функциональное назначение» (Николаева, 1985. С. 353).

Подведем итоги. В княжескобоярской и жреческой среде древнерусского общества, а с принятием христианства и в среде национального духовенства, также из господствующего класса, существовал миф об эпическом герое Геракле, который обуздывал чудовищ и совершал военные подвиги. Поэтому такие события, как включение обожествленного первопредка Геракла (искаженное Семаргла) в пантеон Владимира, создание произведений искусства с изображением борьбы героя со львом, отображение на гривнахзмеевиках второго подвига Геракла, а также традиция изображения Геракла на печатях русских князей, - события эти являются элементами национального сознания князей, бояр и определенной части духовенства.

2001- 2007 гг.

Литература

Алексеев В. П. Историческая антропология и этногенез. М.: Наука, 1989. С. 177.

Алексеева Е. М. Горгиппия // Античные государства Северного Причерноморья. № 4. М.: Наука, 1984. С. 83, 140.

Античные государства Северного Причерноморья. М.: Наука, 1984. Табл. CI. Рис. 3.

Архiпова Е. Про сюжети рельефiв в XI-XII ст. КиевоПечерьского монастиря // Археологiя. 1990. № 1. С. 95.