Славянская спарта
Шрифт:
Общая, не допускающая сомнній, увренность этихъ простыхъ людей въ своей собственной честности подйствовала на меня, и мн не хотлось показать вида, что я не довряю незнакомому возниц, который, судя по обычной логик цивилизованныхъ народовъ, могъ бы спокойно продолжать свой путь, куда хотлъ, вмст съ нашими чемоданами и сакъ-вояжами, заключавшими въ себ весь нашъ гардеробъ, — не рискуя даже тмъ, чтобы мы могли подать на него жалобу.
— Ну, хорошо, сдай же наши вещи въ Богетич въ крайній домъ у кафаны, Джур…- сказалъ ему я, а вотъ твои деньги за провозъ…
— Джур? хорошо!.. — просто я спокойно отвтилъ извозчикъ…
Я вручилъ ему условленную плату за коляску
Я невольно вспомнилъ по этому поводу памятное здсь всмъ преданіе, какъ самозванецъ Степанъ Малый, княжившій въ Черногоріи во времена Екатерины II, пріучалъ черногорцевъ въ честности.
Степанъ положилъ, прозжая изъ Цетинья въ Нгупш, на дорог, по которой ежедневно хало множество народа, нсколько золотыхъ червонцевъ, и когда черезъ годъ Степанъ пріхалъ посмотрть, цлы ли деньги, то червонцы оказались на томъ самомъ мст, на которомъ онъ ихъ положилъ.
Сделъ не оказалось, не только дамскихъ, но и мужскихъ. Вмсто сделъ на нашихъ клячъ втащили громоздкіе деревянные остовы изъ-подъ ослиныхъ вьюковъ, безъ всякихъ подушекъ, ковриковъ и попонокъ; вмсто стремянъ, которыхъ, конечно, тоже не было, подвязали мн какія-то петли изъ тонкой, плохой веревки; поводовъ тоже не оказалось ни на дамской, ни на моей лошади.
Какъ я ни бранилъ и ни стыдилъ хозяина-черногорца, дла поправить было нельзя; по его словамъ, во всей ихъ деревн нтъ ни одного сдла и ни одного повода, да они, по его мннію, и не нужны вовсе, такъ какъ лошади послушныя, дорога имъ привычная. Взмостились, наконецъ, кое-какъ на своихъ жалкихъ россинантовъ и двинулись въ путь, сопровождаемые всми тремя хозяевами лошадей. Дорожка сразу пошла круто въ гору. Это собственно не дорожка, а скоре русло горнаго ручья, до краевъ засыпанное круглыми и угловатыми каменьями, въ которыхъ проваливается, ломается, ржется до крови нога лошади. Какъ нарочно, моя лошадь вдобавокъ во всему тотчасъ же захромала на передъ.
— Что же ты хромую лошадь мн привелъ? — въ негодованіи крикнулъ я черногорцу.
— Она, бдная, шесть дней уже больна, какъ ей не хромать? — съ сострадательнымъ видомъ отвтилъ мн наивный проводникъ. А между тмъ камни и кручи на каждомъ шагу такіе, что въ пору хоть бы и здоровому коню! По счастью, только-что продланное нами путешествіе по дебрямъ Пелопоннеса и Парнасса закалило насъ во всякихъ бдствіяхъ горной дорога; глазъ уже спокойно смотритъ на разверзающіяся у ногъ пропасти, ребра терпливо выносятъ неожиданныя спотыканія, соскальзыванія и прыжки лошади.
Часа черезъ два мы докарабкались-таки до громадной отвсной стны скалъ, укрывающихъ монастырь, и подъ грозною тнью ихъ въхали, черезъ деревню Повню, въ такъ называемый «Доній», т.-е. дольній, нижній, монастырь св. Троицы. Мы слзли съ лошадей у двухъ широковерхихъ, маститыхъ дубовъ сдой древности, обнесенныхъ круглыми сидньями, какъ и т историческіе дубы у дворца князя въ Цетинь, подъ которыми владыки Черногоріи думали думу съ своими главарями и творили народу судъ и правду. Пшкомъ прошли мы черезъ новыя тесовыя ворота во дворъ монастыря. Тамъ направо большая каменная галерея, примыкающая къ училищу, налво — домъ братьи и новая церковь. Не доходя до дома, устроена походная кафана, гд можно выпить стаканъ вина или пива и чашку турецкаго кофе. Въ глубин — полу-разрушенная, чуть не пополамъ растреснувшая небольшая
Въ Дольнемъ нтъ ничего особенно интереснаго, и вся религіозная и историческая святыня Острога сосредоточена въ «Горнемъ», куда мы направляемся сейчасъ же, слегка только отдохнувъ подъ старымъ дубомъ.
Тропа въ «Горній» лпится по очень крутому скату, нердко по осыпямъ мелкаго камня, сбивающаго даже привычную ногу. Хорошо еще, что она почти все время вьется въ тни дубоваго и ясеневаго лса, заполонившаго здсь вс склоны горъ, такъ что полдневный зной не такъ донимаетъ насъ. Черногорцы увряютъ, что отъ Доньяго до Горняго всего полчаса ходьбы, но мы употребили на это цлый часъ, такъ какъ жен приходилось не разъ отдыхать на этомъ тяжкомъ подъем, длавшемся все круче по мр приближенія къ Горнему. По дорог насъ догнали молодой черногорецъ съ красивою черногоркою и маленькимъ глазастымъ мальчуганомъ. Имъ хотлось воспользоваться чужеземными путешественниками, чтобы подъ ихъ прикрытіемъ осмотрть безъ особенныхъ расходовъ святыни монастыря. Когда они узнали, что мы русскіе, удивленію и интересу ихъ не было конца. Они подробнйшимъ образомъ распрашивали насъ о Россіи, — онъ меня, жена его — мою жену, — какіе въ Россіи города, хлба, деревья, зври, какъ тамъ живутъ и далеко ли Россія отъ Черногоріи.
Они не хотли врить, когда я имъ сказалъ, сколько пути сдлали мы съ женою, чтобы дохать до ихъ Цетинья и Острога. Но всего больше поразило ихъ изумленіемъ, когда нашъ проводникъ сообщилъ имъ, тоже не безъ самаго искренняго удивленія, что онъ могъ все время разговаривать съ нами по-черногорски, и мы его понимали, а онъ понималъ насъ… Для вящшаго ихъ утшенія я нарочно сталъ называть по-русски разные обычные предметы, имющіе почти одно и то же названіе и въ сербскомъ язык, примняясь только къ сербскимъ удареніямъ и выговору. Восторгъ простодушныхъ черногорцевъ былъ полный. Спутникъ нашъ вошелъ въ такой экстазъ, что закричалъ ршительно:
— Нтъ, во что бы то ни стало, а выучусь по-русски! Вдь это одинъ и тотъ же языкъ. Поду къ вамъ въ Россію и буду тамъ зарабатывать деньги. Тутъ у насъ въ Черногоріи длать нечего. У меня уже есть въ Россіи одинъ братъ докторомъ военнымъ на нмецкой границ,- тотъ совсмъ какъ русскій сталъ. Маленькій мой братъ тоже хорошо по-русски знаетъ, въ гимназіи учится, въ Цетинь… Нужно и мн!.. Я самъ тоже учился три года въ основной школ и шесть лтъ въ гимназіи, во тогда еще русскій языкъ у насъ не преподавался; зато сербскія газеты и книги свободно читаю; только по книгамъ, да по картамъ и могъ узнать что-нибудь о Россіи, а все-таки слишкомъ мало…
Проводникъ нашъ, несмотря на свое затрапезное платье, оказался байрактаромъ, т.-е. знаменоносцемъ, что подтверждалъ и металлическій значокъ на его кап.
Отецъ его тоже былъ байрактаръ, и дядя («стрыцъ» по-черногорски) былъ байрактаръ. Они оба бились подъ Острогомъ вмст съ княземъ Николаемъ и Божо Петровичемъ, а самъ онъ, разсказчикъ, хотя былъ тогда мальчишкою, тоже былъ при войск.
— Турки забрались на самый верхъ, на «Строжскую Капицу», (т.-е. «шапку Острога»), выше Горняго, хотли оттуда сжечь монастырь и разбить его ядрами, а Божо стоялъ съ княземъ на противоположной гор, за Зетою; Божо не далъ имъ спалить храмовъ Божьихъ, сбилъ турокъ съ высотъ въ страшной сч и погналъ внизъ…