След Сокола
Шрифт:
Ставр посмотрел в сторону пожилого воя.
– Это… – начал Далимил.
– Это – сам Бравлин… – кивнул Ставр.
Глава 23
Дражко почти не смог уснуть этой ночью, несмотря на то что очень мало спал, к тому же почти не раздеваясь, и предыдущую. Но сильный организм воина с такими нагрузками привычно справлялся. Труднее оказалось перенести другие нагрузки, которые заставили князя-воеводу всю ночь ворочаться, вытирая знаменитые усы о подушку, набитую сушеным мхом, что не шло на пользу ни подушке, ни усам; то засыпать, то просыпаться,
Так и не заведя собственной семьи за заботами, окружавшими его сразу после перехода из юношеского возраста в возраст мужчины, князь-воевода искренне привязался к жене своего брата, более того, даже близкого и верного друга, каковым он сам его считал, князя Годослава. Рогнельда казалась ему идеалом хозяйки дома, хотя она совсем не занималась хозяйством, в отличие от матери Годослава и матери самого Дражко, двух сестер, двух вдов, сейчас живущих в одном покое княжеского терема. И иногда даже ему подумывалось, что он в княгиню влюблен. Хотя, разумеется, при его отношениях искреннего доверия с князем ни о чем плохом Дражко не думал и свою влюбленность старался спрятать под шутливым пошевеливанием усами, когда выказывал Рогнельде внимательную почтительность.
И вот приезд герцога Гуннара внес такое смятение в дом князя бодричей, нарушил не только привычный уклад жизни, но и вызвал болезненное брожение умов в доселе относительно размеренной жизни. Конечно, всю жизнь княжества размеренной назвать было всегда трудно, но там, в княжеском тереме, спокойствия всегда было больше, чем на соседней площади, которую видно из окон. Обитатели Дворца Сокола, казалось, всегда понимали друг друга. А теперь и в тереме почти то же самое, что на площади, и не всегда знаешь, что думают его обитатели, что намереваются предпринять…
Рассказ Власко о подслушанном разговоре сначала не сильно обеспокоил князя-воеводу. Мало ли какие заговоры устраивает отец княгини. Он и у себя дома без заговоров жить не может, и остается только удивляться, как это Готфрид все еще сидит, не пошатываясь, на троне, имея такого непоседливого дядюшку. Попытка герцога вовлечь в очередной заговор дочь еще ничего не говорит. Дочь вовсе не обязательно должна участвовать в каждой устраиваемой отцом гадости.
Гораздо больше взволновало сообщение отрока о том, что он действительно увидел в воде. Но Власко сам признал, что это только вероятное будущее. То есть имеется возможность избежать предсказания. Князь-воевода, в соответствии со своим практическим складом ума, предпочитал заботиться о том, что к нему гораздо ближе. А об остальном пусть побеспокоится Власко. И Ставр, с которым стоит поговорить о видении, когда будет для этого подходящее время.
В своей комнате в правом крыле Дворца Сокола, отведенном специально воеводе под постоянное жилье и воеводское подворье, чтобы не отправляться ему каждый вечер в свое обширное загородное имение, Дражко, перемежая сон с видениями, проснулся почти полностью, и вдруг начал сомневаться в человеке, которого раньше боготворил…
Почему Рогнельда сразу не рассказала Годославу о замыслах отца?
И еще
Что же задумала княгиня?
Как она себя поведет?
Мучимый этими мыслями, Дражко проворочался в постели всю ночь, а перед самым рассветом, когда серый хмурый сумрак, предвестник рассвета, поднялся над городом, вышел на галерею. Хотелось подышать свежим воздухом, особенно бодрящим после ночной грозы, и привести в порядок сумбурные мысли перед тем, как пойти для серьезного разговора к Годославу. Каково же было его удивление, когда он увидел самого Годослава, нетерпеливо прогуливающегося, опустив голову, по той же самой галерее своими широченными шагами и тоже о чем-то сосредоточенно раздумывающего. Так нетерпеливо и энергично вышагивают, когда дожидаются кого-то или чего-то. Думая, что Годослав ждет в такой ранний час княгиню, и слегка удивившись этому, Дражко хотел было проявить деликатность и вернуться к себе, когда Годослав поднял голову и увидел воеводу.
– Это ты, слава Свентовиту! – Он даже длинными руками от радости взмахнул. – А я как раз хожу, жду, когда ты проснешься…
– А почему сразу ко мне не зашел, княже?
– Не хотел тебя будить после долгой дороги. Да и… Еще раз хотелось кое-что обдумать…
– Что-то случилось? – с тяжелым сердцем спросил Дражко.
– Да… Рогнельда вчера рассказала мне, почему она упала в обморок, – обычно громкий голос Годослава снизился до басовитого шепота. – Дело в том, что…
– Я знаю, княже…
– Знаешь?
– Знаю. И потому не мог уснуть ночь… Целую ночь об этом думал, и сомнение брало из-за княгинюшки. Не знал, как она себя поведет.
– И ты не сказал мне?
– Я еще не виделся с тобой после того, как узнал. Но я все равно бы ждал, когда скажет сама княгиня. Она не предательница. Она должна была сказать сама, хотя для нее это и тяжело. И слава Свентовиту, что она решилась!
– А если бы она не решилась?
Дражко умышленно говорил спокойно и насмешливо, как обычно это делал в другой обстановке, чтобы не придавать заговору трагический смысл.
– Если бы она не решилась, братец, то действовали бы уже мы со Ставром. Сами… Тот человек, который должен прийти к Рогнельде, уже не делает без догляда и шагу. Нам только следует поймать его на месте, когда он принесет яд. И доказать, что он послан герцогом Гуннаром. Это полностью развязывает нам руки, хотя все равно оставляет непричастным к происшествию самого Готфрида. Готфрид отговорится, что герцог решал таким образом свои семейные дела – и все… Если он даже найдет нужным отговариваться.
Годослав скрестил руки на груди. Молчал долго, раздумывая.
– Но это уже откровенная война с Данией! – наконец, произнес он протяжно и, как воеводе показалось, с каким-то непонятным удовлетворением. Впрочем, удовлетворение, если подумать, может стать и понятным. После такого уже не стоит ломать себе голову, выбирая из двух зол одно. Выбор за Годослава сделали даны. Но и сам князь пошел этому выбору навстречу.
– Ты уже вчера объявил Дании откровенную войну, когда так красиво ушел с пира. Прыгнул через пропасть…