След Сокола
Шрифт:
– А ты, прыгнув вместе со мной, пожелал удачно приземлиться на противоположном краю.
– Да, я и сейчас думаю о том, как бы нам приземлиться. Нельзя жизнь прожить в прыжке…
– И что ты предлагаешь?
– Я предлагаю отправить меня вслед за герцогом Трафальбрассом.
Годослав задумался, снова прогулялся по галерее, посмотрел на восходящее солнце. Малиновый диск медленно выплывал из-за ближайшего леса, наполняя светом окрестности, вселяя надежду в начинающийся день.
– А ты не боишься, что, отправившись туда, не сможешь вернуться домой, потому что здесь уже будут править
– Я и этого не исключаю. Даже думаю, что такие попытки будет предприниматься.
– И правильно думаешь. Не могу же я оставшуюся жизнь прятаться… А Гуннар всегда перестраховывается. Не удастся первая попытка, вторая или третья могут оказаться для меня роковыми… И каким ты видишь дальнейшее развитие событий? Что должно произойти после яда, или после стрелы, или после удара ножом какого-нибудь предателя?
Годослав явно уже принял некое решение, – понял Дражко, слишком хорошо знающий своего правителя. И сейчас, в соответствии со своей привычкой, Годослав просто подводит собеседника к тому, чтобы тот дал именно такой совет, который ему и требуется. Решение принял он сам, а совет должен исходить от другого. Другой должен подтвердить верность решение князя.
– Никто не знает, разве что, кроме Власко, как будут развиваться события… Но я могу предположить, что дело будет обстоять так… Герцог Гуннар видит его так… В случае твоей смерти, наследником объявляется еще не родившийся твой сын. Рогнельда до его совершеннолетия будет назначена регентшей. Но твой сын, помимо всего прочего, является еще и представителем датского королевского дома. Для поддержания порядка в стране, которой управляет слабая женщина, Готфрид по-братски вводит в княжество войска и попросту присоединяет страну к Дании. Это как раз то, чего Готфрид с Гуннаром и Сигурдом добиваются.
– Я думаю, что ты правильно читаешь события, как они представляются датской стороне. Но вспомним видение Власко. Я верю отроку. Он предсказал нам другую жизнь. Значит, существуют способы сопротивляться планам Готфрида. Какие?
– Какие? – в свою очередь спросил Дражко. – Я вижу только один и предложил его тебе: послать меня к Карлу Каролингу. Тем более отрок видел у тебя на груди этого паука – крест христианина… Карл, в ответ на просьбу о помощи, наверняка пожелает сделать тебя христианином. И меня заодно… – Дражко с наигранной грустью опустил голову. Он никогда не был религиозным фанатиком, хотя веру своих предков уважал.
– Повторяю: ты уедешь, меня убьют, и все будет в соответствии с планом данов, – как наставник непонятливому ученику, членораздельно произнес князь.
– Что же делать? – Дражко стукнул тяжелым кулаком по деревянным перилам так, что чуть не проломил толстую дубовую доску. – Не самого же Карла звать сюда…
– Думай! Думай, при каких условиях моя смерть ничего Дании не принесет?
Князь-воевода даже отступил от Годослава на шаг и яростно зашевелил усами.
– Неужели… Ты решишься изгнать Рогнельду?
– Ради блага княжества, я и на это решился бы, – сурово
– Тогда что же?
– Думай!
– Ты хочешь взять вторую жену?
– Это было бы неплохо, и со временем я это сделаю обязательно, – Годослав усмехнулся, – но ни одна жена не сможет, к сожалению, за один день выносить и родить ребенка, как бы ни старалась. Думай!
– Нет. Я ничего сообразить не могу, – развел Дражко руками.
– Есть два способа. Первый – отречься от стола в пользу другого достойного человека. Предположим, в твою пользу.
– Это не подходит, – отрицательно замотал Дражко усами. – Сразу забудь про этот вариант.
– Почему же?
– Потому что тебя в этом случае все равно убьют, а обвинят в убийстве меня. И все станет так, как добивается того Готфрид.
Годослав раздумывал минуту. Потом кивнул.
– Согласен. Это не вариант. Вернее, не совсем полный вариант, хотя рассматривать его тоже можно. Но есть и вариант второй. Я назначаю тебя своим соправителем и наследником! Сам же остаюсь главным правителем. Но наследник – ты! Тогда у данов не будет уже смысла в моей смерти. Они не смогут оставить Рогнельду регентшей.
– Это мысль хорошая, – тихо сказал Дражко. – Но она возмущает мою скромность. Впрочем, во благо княжества, скромность можно и отбросить.
– Отбрось ее, брат и друг. – Годослав положил руку на плечо Дражко. – Отбрось! Я даже не буду настаивать на том, чтобы ты дал слово в случае моей смерти позаботиться о моих действительных наследниках. Я тебе верю безоговорочно.
– Ты хорошо знаешь, что можешь на меня положиться… А как Рогнельда отнесется к тому, что ее будущего сына лишают наследства?
Это был важный момент, потому что Дражко ни при каких условиях не желал ущемлять права княгини. Может быть, даже при условии спасения княжества, не говоря уже о спасении собственной жизни, которую он дорого не ценил и не мог поставить даже рядом со спокойствием жены своего брата.
– Именно она дала мне такой совет, – ответил Годослав.
У Дражко от удивления взлетели к бровям усы.
– Она достойная жена своего мужа! – Единственное, что он смог в восхищении сказать.
– Итак, решено! Сегодня мы с самого утра собираем бояр и объявляем мою волю.
– А прием посольства данов?
– Я скажусь больным, а сам… Прием послов проведешь ты. Это будет даже не пощечина, а приятная оплеуха гордому и заносчивому Готфриду.
– Но ты не договорил, – насторожился Дражко. – Я не люблю, когда за словами «а сам…» ничего не следует.
– А сам я… во избежание неприятностей, инкогнито, до определенного момента, поеду к Карлу. Христианином я стану или нет, не в этом суть. Главное, что душа моя будет принадлежать вере предков даже тогда, когда будет придавлена сверху этим, как ты говоришь, пауком. Но тогда мы сможем избежать сразу двух войн – и с полуночи, и с заката. И спасем княжество от обязательного разорения, а народ от тяжкой неволи.