Следом за судьбой

Мун Эми

Глава 18

Вьюн клацал зубами от холода. Третий час он отирался невдалеке от единственного питейного дома в Белокаменной, промерз весь. В горячую пору домишко обычно пустовал, а вот зимой в нем было поживее. Со всего селения туда тянулся волчий люд. Под золотой хмель языком почесать.

Оборотень сплюнул от досады. Вот же Лучезар-прохвост. Вынь ему девку да положь. А то, что с этой пигалицы худосочной черный коршун дни и ночи своих желтых зенок не спускает, так это не его, Лучезара, печаль! Думай, хитрец Вьюн, как обойти охрану.

Хоть о стену расшибись, но выкради брюхатую бабу из терема.

Ну, да голова у него на плечах не только чтобы чарку в рот опрокинуть, да мяском закусить. Есть пару мыслишек, как дело провернуть. И Меченого со света сживет и сам в милости окажется.

Долгое ожидание завершилось, когда на заснеженное крыльцо вывалился грузный, седовласый мужчина. Шумно вздохнув, он ступил шаг вперед и, едва не запнувшись, ухватился за перильце.

— Родан, перебрал никак! А ну-ка, помогу…

Вьюн подскочил к шатающемуся Родану и подставил плечо. Тот противиться не стал, облокотился чуть ли не всем весом, у Вьюна даже кости хрустнули.

«Боров жирный» — промелькнуло в голове, но вслух он произнес.

— Чего ж ты так, мил друг. Небось, весь бочонок один и вылакал. Что жена скажет?

— Не твое… дело, хилый, — заплетающимся языком осадил его Родан, — Имею право! Сынок мой, отрада единственная… Рождение его… праздную! И поминаю…

Вьюн помог оборотню спуститься с невысокого крылечка и повел прочь, подальше от лишних ушей.

— Понимаю, понимаю. Такое горе…

— Да что понимаешь! — пьяно икнул Родан, — Ты, пустобрех… Один сын! Один! И того сгубил Меченый, облезлая псина… Повел их… На убой повел!

Слушая слезливые жалобы бывшего стражника, Вьюн только поддакивал сквозь стиснутые зубы. Ну, ничего, ради мести и золота и не такое терпеть приходилось.

— А сам чего сидишь, как пришибленный, — едва переводя дыхание, произнес он, когда Родан замолк, — Вхож в логово вожака, так и отомстил бы давно. Дело-то легче легкого. Хоть бы ту же девку увести.

— Ты что, — с перепугу Родан даже заикаться перестал, — да ты… ты…

— А я ничего! Ничего! Не про убийство, тебе, болван, толкую вовсе. Как помыслить о таком мог? Так, спрятать на пару деньков. Пусть Меченый себе зад от страха и беспомощности погрызет. Узнает, каково это — пустота вместо сердца. Ты вот уже который год с этим живешь! А этого Боги парой наградили. Несправедливо!

— Несправедливо, — эхом отозвался Родан, — Только пустая эта затея, в логове вожака теперь вдвое больше стражи стало…

— А если выманить?

Но Родан его и не слушал, кажется.

— … Да и кто я теперь? Помощник при тюрьмах. Забыл обо мне вожак. Приставил к позорной службе. За пленным, чтоб он сдох, приглядывать. И зачем так его стережет? Не хуже жены Меченого…

Внутри тихо ёкнуло. Всегда у Вьюна чуйка на важные вести была, вот и сейчас заскреблось что-то под сердцем, запищало тоненько.

— Это ты про кого?

— Да тот дружинник… Которого дозор дней шесть назад изловил.

— Ну? Слышал. Что не по нраву Всемиру пришелся?

— Еще и как не по нраву. Сидит себе в застенке,

казни ждет… Меченый к нему каждый день наведывается, а выходит чернее тучи. Допрашивает, наверное, а раскусить не может. Любо дорого на его морду ошпаренную смотреть, пес… Убийца!

И Родан опять затянул скулеж по своему издохшему щенку. Вьюн слушал в пол уха. Надо было ему попасть к пленнику. Для чего — сам не знал, а внутри орало, аж заходилось — надо и все тут. И противиться этому он не собирался.

— Родан, послушай. А хочешь опять в стражи?

Мужчина замолк. Икнул пару раз и утер лоб рукавом.

— Как?

— А так. Помоги с пленником повидаться. Ты меня знаешь, язык то подвешен — мертвого разговорю. А что выведаю, тебе передам. Вот вожак и оценит. Меченому же щелчок по носу, а? И просто и для Стаи польза.

Родан задумался. Вьюн даже слышал, как ворочаются в его хмельной голове нужные мысли. Только бы этот запойный дурень на попятную не пошел, как протрезвеет.

— Можно, — наконец изрек он, — Приходи завтра к вечеру. Только дальше застенка не пущу. И не проси! Меченого убить готов, но ежели что худое Всемиру задумал — сам глотку перегрызу.

Сдержав презрительный смешок, Вьюн со всем смирением ответил.

— И не подумал бы вожаку худого сделать. Как можно? — пробормотал он, — Только ты пока молчи, а то не видать тебе место стражника, как своих ушей.

Родан что-то пробулькал и затих. Сморил его хмель совсем. Что ж, пора эту тушу жене на руки сдавать. Пусть далее она с ним возится.

Женщина встретила их парочку громкими охами и сердитыми взглядами. И, пока оборотница трепала своего незадачливого мужа, Вьюн выскользнул за калитку и был таков.

До назначенного времени он из избы своей и не показывался. И так уже которую седмицу зад себе морозит на улице. От бабьих сплетен, да мужичьих пересуд уши опухли, а Лучезару и сообщить нечего было. Может сейчас повезет? Чутье никуда не пропало, потявкивало время от времени — повезет. Только бы разговор у них сладился.

В назначенное время Вьюн уже поджидал Родана около его же дома. Подкараулив мужчину, когда тот выходил на службу, напомнил о вчерашнем разговоре. Протрезвевший Родан хмуро оглядел вчерашнего своего помощника и молча кивнул.

— Ежели спросит стража, зачем со мной идешь, говори, что посыльным для меня побыть вызвался.

Посыльный, так посыльный. Хоть поломойка, только бы провел. Однако же все гладко вышло. Да и правду, чего с него взять? Не в казну же путь держит. Покосились немного, да и пропустили с миром.

Когда за ними хлопнула тяжелая дверь темницы, Родан тихо молвил.

— Не более четверти часа.

Вьюн понятливо кивнул и тенью скользнул к лестнице, ведущей еще глубже, к самым клеткам. Два ряда каменных закутков жались к стенам, вход их перегораживали толстые, стальные прутья. Вокруг было тихо и сумрачно. В самом далеком углу он и обнаружил того, кого искал. Пленник сидел на соломенной постилке, понурив голову. По телу мужчины то и дело пробегала мелкая дрожь. Тепло в сырых подвалах не держалось и летом.