Следопыт
Шрифт:
Американские войска ездили на «хамви», «Амтраках», «Брэдли» или «Абрамсах», которые были неуклюжими бронированными монстрами, и их нельзя было не заметить. Мы казались карликами на Пинки. Мы ехали в машинах с открытым верхом, закрыв лица шемагами, и были одеты в пеструю униформу. Мы рассчитывали, что сможем проскочить мимо любых иракских позиций, которые могли там находиться, и те, кто нас увидит, примут нас за элитное подразделение иракской Республиканской гвардии или что-то подобное. Голосованием мы решили продолжить.
Было 17.30, когда мы повернули на Т-образном перекрестке, направляясь на восток, начало короткого объезда, который должен был вывести нас с трассы № 8
В суматохе, пытаясь определить местонахождение последних дружественных позиций и получить от американцев какую-нибудь полезную информацию, мы с Трикки забыли провести сеанс связи и отправить наш доклад в 16.00. Если мы не отправим его, то запустим процесс, который заставит штаб-квартиру Следопытов считать, что мы скомпрометированы и находимся в бегах, и подать сигнал командам ПСС. Но мы не понимали, что пропустили свой сеанс связи. Мы двинулись на север, в темноту и неизвестность
Глава 15
Почти бессознательно наши чувства чрезвычайно обострились по мере того, как мы продвигались вперед. Мы покинули район прикрытия Корпуса морской пехоты США и оказались здесь сами по себе. Но мы были здесь не для того, чтобы исследовать этот район. Аэродром Калат-Сикар манил нас вперед, и он был нашей целью. Мы направились на восток, дорога проходила по открытой сельской местности. Вокруг нас были густые пальмовые рощи, а густой подлесок перемежался тенистыми очертаниями низких хижин с глинобитными стенами и строений, похожих на фермы.
Мы были крайне настороже в отношении присутствия любых американских машин на случай, если они проехали Т-образный перекресток. Последнее, что нам было нужно, — это боевая машина пехоты «Брэдли», открывающая по нам огонь. «Брэдли» может похвастаться множеством устрашающего вооружения, которое может разорвать наши Пинки в клочья за считанные секунды. Но там не было никаких признаков чего-либо. Никакой американской брони. Никаких иракских военных позиций. Никаких гражданских лиц. Ничего.
Мой мозг чувствовал себя необычайно спокойным, безмолвным и ясным. В моей голове не проносилась сотня разных мыслей, как это часто бывает на тренировках. Это было похоже на форму медитации, это погружение в ночную обстановку и наше окружение. Я открывал свой разум и чувства любым изменениям в атмосфере и обстановке, и я был сверхчувствителен к любому ощущению угрозы. Но там не было ничего, что я мог бы обнаружить.
Мы подъехали ко второму Т-образному перекрестку, где трасса № 8 пересекалась с трассой № 7. Именно здесь мы должны были повернуть на север, и это завершило бы короткий круг по окраинам города. Тогда мы оставили бы Насирию позади. Объезжая перекресток, мы сбавили скорость до ползания, и в этот момент я увидел первое капитальное здание, которое мы увидели с тех пор, как покинули передовые позиции США.
Прямо к востоку от шоссе 7 находился большой комплекс с глинобитными стенами. Там было темно, как в могиле, и казалось, что здесь совершенно безлюдно. Но все же в этом месте было что-то зловещее, и я чувствовал, что оно представляет реальную опасность и… почти зло. Это было странно, но ощущение черноты, исходившее от этого места, было больше, чем просто видимым. Я мог это чувствовать.
Холодок пробежал у меня по спине, когда мы начали пробираться мимо с предельной медлительностью. Мы ползли со скоростью 30 км/ч,
И тут я услышал это. Голоса. Это был всего лишь слабый обрывок арабского, повисший в прохладном воздухе пустыни. Я настроился, мои уши впитывали звук пылесосом. В ночной тишине голоса казались громче, чем были на самом деле. Я мог бы сказать, что это были не повышенные голоса, что это не был чей-то тревожный крик. Это не был чей-то крик: «Что, черт возьми, это за машины?»
Я повертел головой и своим оружием по сторонам, пытаясь уловить болтовню, чтобы точно определить, с какой стороны доносились голоса. И тут, краем глаза, я заметил фигуры. Я перевел взгляд прямо на них и в этот момент навел на них дуло своего пулемета. В одном конце темного двора группа сидящих мужчин оживленно болтала, и каждый сжимал в руках оружие.
Они были примерно в 50 метрах от нас, но по очертаниям их фуражек я мог сказать, что это иракские солдаты. Я прикинул, что это должна быть позиция численностью до взвода, так что всего, может быть, человек тридцать. Я не знал, видел ли их Джейсон, потому что его фургон находился в 250 метрах перед нами. Все, что нужно было сделать иракским солдатам, — это бросить взгляд в сторону дороги, и они увидели бы, как я навожу на них ствол своего единого пулемета.
GMPG, как мы его называем, произносится «джимпи», — имеет очень простое устройство механического прицела, и в свете моего ПНВ четко выделялся V-образный целик. Я был готов снять оружие с предохранителя и открыть огонь по этим фигурам при малейшем признаке какой-либо проблемы. Я знал, что в тот момент, когда я это сделаю, единый пулемет выплюнет огненную воронку, уничтожающую фигуры перед моими глазами.
Мне не нужно было проверять, что Трикки засек, куда я целился, и что у него был крупнокалиберный пулемет, готовый разразиться громом, если они нас заметят. Даже при том, что там могло быть тридцать вражеских солдат, мы могли легко переиграть взвод иракских войск, особенно когда на нашей стороне была внезапность. У нас были крупнокалиберный и единый пулеметы, установленные на очень устойчивой огневой платформе. У них было тридцать автоматов АК-47.
Когда мы пробирались вперед, мое сердце гулко стучало у меня в ушах, но, казалось, никто не заметил нашего ухода. Через несколько секунд мы миновали это зловещее здание и его обитателей, по-видимому, так, что нас никто не заметил. Испустив долгий вздох облегчения, я повернул свое оружие и себя лицом к предстоящему пути. На протяжении нескольких миль дорога казалась ровной и прямой. Насколько я мог видеть, было темно и пустынно, без какого-либо движения или света фар.
Мы ехали по приподнятой насыпи. На западе земля уходила вниз. На востоке она поднималась к невысокому хребту, который был усеян несколькими хозяйственными постройками. Нигде во всех направлениях не было ни малейшего проблеска света, ни каких-либо признаков жизни. Мы набирали скорость, и все, что я мог слышать, — это шуршание шин по асфальту и порывы ночного ветра. Я предположил, что сейчас мы проехали иракские передовые позиции, так что отсюда был путь прямо до Калат-Сикара. Мы были свободны на всем пути к цели миссии.