Следов не оставлять
Шрифт:
Террелл кивнул. Именно это он и хотел сказать.
Уоррен нахмурился.
— Я все же думаю, что прессе стоит преподнести версию о самостоятельном побеге, — сказал он после минутного размышления. — Незачем сообщать о возможной международной подоплеке этого дела.
Линдсей поблагодарил Небо за то, что сумел поставить микрофон в номер Уоррена. Нужно срочно предупредить Радница, что дело принимает дурной оборот. Линдсей вдруг забеспокоился: достаточно ли надежно убежище в пещере? Он уселся за стол и принялся составлять шифровку Радницу.
Сержант Джо Беглер снова дежурил. Джейкоби с двумя полицейскими отправился охранять дом миссис Форрестер. Делом ее мужа занималась уже не полиция, а ФБР и военная контрразведка. Беглер скучающе перебирал донесения. Лепски раскачивался на стуле, ковырял перочинным ножом крышку стола и ждал, когда Беглер закончит. Беглер вскоре оторвался от бумаг, а Лепски заявил:
— Джо, все-таки я — великий детектив. Здорово я повернул дело со смертью этой шлюхи! Меня надо повысить. Видел бы ты лицо шефа, когда я подавал рапорт! Его словно по лбу стукнули.
Беглер знал Лепски не первый день, знал и о его способностях, но был уверен, что повышать его еще рановато. Лепски привык брать нахрапом, слишком любит работать на публику… как дать такому высокий пост?
— Тебе просто чертовски повезло. — Беглер остудил пыл товарища и закурил новую сигарету от окурка. — Но все равно ты с утра неплохо поработал. Не удивлюсь, если тебя покажут по телевизору в выпуске новостей.
Лепски просиял:
— Думаешь, покажут? Боже мой, да Кэрол просто умрет от счастья! Ну и дела! Меня — по телевизору! Соседи лопнут от зависти!
— А вдруг шеф сам решит покрасоваться на экране? — спросил Беглер с деланой серьезностью. — Ну, скажет, может быть: «по данным из рапорта…» и все. И никто не узнает, что d'enouement [1] провел наш Шерлок Лепски!
Лепски вытаращил глаза:
— Чего-чего я провел?
— D'enouement.
— Это еще что?
— Французское слово. — Беглер был очень доволен собой. Однажды наткнувшись на это слово в книжке, он его запомнил и теперь употреблял к месту и не к месту, полагая, что неплохо обогатил свой скудноватый словарный запас.
1
Здесь: расследование (фр).
— Не ломай голову, Том. Сержант и должен быть малость поумнее детектива второго класса.
Лепски недовольно покосился на Беглера:
— Ты что, смеяться надо мной вздумал?
— Кто? Я? Ничего подобного.
— Смотри у меня. — Лепски задумался, его лицо потемнело. — А ты ведь прав. Если кого и покажут по телевизору, то уж точно шефа. Вот жизнь! Я тут вкалываю…
Затрещал телефон. Беглер снял трубку, послушал и сказал:
— Ладно, кого-нибудь пришлем. Да,
Лепски подозрительно посмотрел на Беглера:
— Только не меня! Могу я наконец повести жену на пляж, черт возьми!
Беглер нарочито медленно обвел взглядом все пустые столы:
— По-моему, больше послать некого. Звонили из центральной больницы. Ольсен спрашивает, записывать ли ему показания Шермана, но ведь если он их запишет, там сам черт ногу сломит. Лучше ты этим займись. В «Геральд» про дело этого Шермана чуть ли не роман написали. Возьми с него показания, и редакция даст твой портрет на всю первую полосу.
Лепски так быстро вскочил, что опрокинул стул.
— Джо, ты прав! Поеду! Такого шанса упускать нельзя.
Беглер, усмехаясь, посмотрел вслед ретивому детективу и принялся разбирать ворох донесений на столе. Телефон затрещал снова. Беглер вздохнул и снял трубку. Пока он утешал пожилую взволнованную даму, у которой кошка застряла в дымоходе, Лепски, включив сирену, мчался на полной скорости в центральную больницу.
Детектив второго класса Густав Ольсен флиртовал в вестибюле с бойкой хорошенькой медсестрой. Сыщиком этот добродушный румяный гигант был никудышным, но в делах, где не требовалось особо шевелить мозгами, он был неплох. Лепски давным-давно решил, что у Ольсена чугунный лоб, однако при захвате преступника, особенно вооруженного, тот был незаменим.
Уже пять дней Ольсен сидел у кровати Алека Шермана, ведущего репортера «Парадиз геральд». Газета вовсю трубила о бездельниках из полиции, которые допускают, чтобы граждан, в частности известного журналиста, жестоко избивали. Статьи были ядовитые и требовали решительных мер. Террелл приставил Ольсена к лежащему без сознания репортеру, чтобы как-то потрафить газете, и сообщил, что начнет действовать, едва только Шерман заговорит.
Увидев Лепски, шагающего через вестибюль, Ольсен с сожалением вздохнул.
— Давай попозже, детка, — сказал он медсестре. — Работать надо. А потом мы с тобой сходим куда-нибудь поговорим…
Девушка увидела Лепски и подарила ему соблазнительную улыбку, но тот ее не заметил. Он думал о своем портрете на первой полосе «Геральд».
— Он может говорить? — спросил Лепски, пожав Ольсену руку.
— Он пришел в себя, — ответил Ольсен, — но я не стал с ним говорить до твоего приезда. Доктор дал пять минут, не больше. Парень еще очень плох.
Лепски похлопал его по плечу:
— Молодец. Иди к сестричке и предоставь дело мне.
Лепски знал Алека Шермана, впрочем, как и всех городских журналистов. Войдя в палату, видавший виды детектив был все же потрясен: на кровати лежала обмотанная бинтами мумия. Повязки закрывали лицо Шермана, лишь один глаз смотрел из сплошной белой маски. Лепски почувствовал, как в нем нарастает гнев.
— Привет, приятель, — тихо проговорил он, — доктор дал нам только пять минут, так что не будем терять времени. Ты видел, кто на тебя напал?