Следствие по-русски 2
Шрифт:
— Удачи, — пожелал нам Агафонов, и мы вышли.
Усачев жил в однокомнатной квартире на первом этаже серого блочного дома в двух кварталах от станции метро «Улица Дыбенко».
— Будем работать по старинке, — решил Гаранин, останавливая «ной старенький «Москвич» возле угла дома. — Кто будет выступать в роли загонщика?
— Мне все равно. Главное, чтобы он дома оказался.
— Ладно, я сам пойду, — он передал мне наручники и ключи от машины. — Не пропусти его.
— Не пропущу, — заверил я.
Упустить Усачева действительно было бы сложно. Несколько минут спустя
— Быстрей, шеф! Заводи свою колымагу! — заорал он, дергая дверцу «Москвича». — Хорошо заплачу! Только быстрее! Да открой же ты дверцу!
Я распахнул дверцу машины, и он плюхнулся рядом со мной на сиденье.
— Быстрее, быстрее! Что ты копаешься?
— Куда? — деловито осведомился я.
— Да куда угодно, только быстрее! К метро давай.
— Деньги вперед, — потребовал я. — Знаю я вашего брата. Сперва наобещаете с три короба, а потом…
Матерясь сквозь зубы, он порылся в карманах джинсовой куртки и протянул пригоршню мятых купюр. Я удовлетворенно кивнул и защелкнул на протянутых запястьях наручники.
— Вот теперь можно ехать, Семен Иванович, — сказал я. — Только не к метро, а чуть подальше. Куда священника дели?!
— Ка… Какого священника? — оторопело взирая на блестящие хромом наручники, переспросил он. — Кто дел?
— Не играй со мной, Семен, — посоветовал я. — Я за этого священника любому «авторитету» глотку перегрызу. Где он?!
— Не знаю я никакого священника, — пролепетал он, переводя взгляд с меня на подходящего к машине Гаранина. — Я и в церковь-то не хожу.
— Где Разумовский?! — заорал я, чувствуя, как вновь заворочалось в душе нехорошее предчувствие. — Если вы с ним хоть что-то сделали! Если хоть один волос упал с его головы!.. Если…
— Успокойся, Коля, — похлопал меня по плечу Гаранин. — Теперь он у нас, и уже через пару-тройку часов мы будем знать все подробности. Так ведь, Усачев?
— Да не знаю я никакого священника! — взвился тот. — Я вообще в толк не возьму, о чем вы говорите!
— Вспомнит, — убежденно сказал Гаранин. — Перебирайся на заднее сиденье, Николай. Через двадцать минут будем в отделе и начнем вспоминать.
Я уступил ему место за рулем и перебрался на заднее сиденье,
Чувствуя, как растет где-то внутри меня чувство тревоги. В молчании мы добрались до отдела, где уже ожидал нас взволнованный Агафонов.
— Привезли! — обрадовался он, рассматривая сникшего Усачева. — Ребята из Центрального уже выехали. Они как только услышали, что в деле какой-то просвет появился, так даже заикаться от волнения стали. Там, оказывается, такое дело! На такую сумму! С такой неподражаемой наглостью!
— У тебя назревают крупные неприятности, — сообщил Гаранин Усачеву. — Насколько я понимаю, сейчас сюда примчатся полные энтузиазма ребята, которых начальство заряжает энергией на каждом утреннем совещании по поводу твоего дела, и эта энергия ничего хорошего тебе не обещает. Я тебе искренне советую успеть рассказать все до их прибытия. Право слово, нет нужды осложнять и без того тяжелый день. Где священник?
— Ну не знаю я никакого священника! —
— Ты можешь идти хоть к Папе Римскому, — заверил Гаранин. — Но перед этим ты расскажешь нам, что случилось со священником.
— С каким священником?!
С Разумовским! — вновь не выдержал я. — С иереем! С отцом Владимиром! С тем, который пропал в ту ночь, когда ты привез в деревню…
— Подожди, — остановил меня Гаранин и, поднявшись из-за стола, поманил за собой в коридор. — Можно тебя на минутку…
Из последних сил стараясь держать себя в руках, я последовал за ним.
— Коля, — сказал Гаранин, — у тебя были довольно трудные сутки. Насколько я вижу, ты давно не спал и постоянно находишься в напряжении. Я понимаю, что это твой близкий друг, но пойми и ты меня: будет лучше, если его «расколом» займемся мы. Поверь, мы это сделаем весьма старательно. Просто дело в том, что его раскол выгоднее проводить людям спокойным, отдохнувшим, хладнокровным и незаинтересованным… Ну, относительно незаинтересованным. Как профессионал, ты должен понять, что твоя нервозность на пользу дела не пойдет. Позволь мы возьмемся за него сами, хорошо?
— Но я…
— Тебе лучше отдохнуть, — твердо сказал Гаранин. — И не спорь. Мы не знаем, как повернется все через два часа. Может быть, это займет еще… некоторое время. Послушайся моего совета и воспользуйся предоставившейся возможностью для того, чтобы отдохнуть несколько часов и набраться сил для дальнейшей работы… Подожди, не возражай. Усачев уже никуда не денется. Ты доверяешь нам как профессионалам?.. Вот и хорошо. А если ты не отдохнешь, то сможешь ли работать со стопроцентной отдачей? Во всю свою силу? Нет, в то, что ты будешь держаться до последнего, в это я верю, но будет ли так лучше, с пользой для дела?
— Скажи лучше, что я вам мешаю, — проворчал я.
— Мешаешь, — легко согласился Гаранин. — Я хочу взяться за него всерьез и работать с полной уверенностью в том, что он отдаст нам все, что знает. Все, до конца. А эмоции в этом деле — Я не лучшие помощники. Дай нам и себе три часа, хорошо?
— Я не уйду.
— Я выделю тебе роскошный диван в своем кабинете, и как только Усачев поплывет…
— Саша, ты знаешь, сколько опаснейших и серьезнейших дел мы провели вместе с Разумовским? — горько спросил я. — Ты знаешь, сколько пудов соли нам довелось съесть? Во скольких переделках мы побывали, прикрывая друг друга? Сколько драк выдержали спина к спине? Ты знаешь, какой это друг?!
— А ты знаешь, на какое время ты оттянешь «раскол» своими эмоциональными репликами? А молча наблюдать ты ведь не сможешь… Так что послушайся доброго совета и предоставь работу с Усачевым нам. Пойдем, — он прихватил меня за локоть и, невзирая на слабые протесты, повел к дверям одного из кабинетов.
Отомкнул ключом замок и указал мне на обтянутый дерматином диван:
Вся эта роскошь — для тебя. Я запру двери снаружи, и часа три тебя никто не будет тревожить.
Но как только что-нибудь прояснится…