Следствие ведут дураки
Шрифт:
— На водку, — пробасил Осип. — На водку карбюратор поменять-от. Шутка. А про пластиковую взрывчатку — енто Ваня загнул. Может, проще все гораздо. Засунули туда капсюль с гремучей ртутью — и тово. Мне мой папашка такие штучки рассказывал, ишшо когда я мальцом был. Он в Кенигсберге с фрицами шутил вот так. Дает ему трофейеную сигаретку, у ентого фрица и отобранную, и грит: кури, дойч. Тот дернет пару раз, а гремучая ртуть, котору папашка в сигаретку ныкал, ка-а-ак рванет! И усе.
— Что — усе? — пролепетал Гарпагин, серея лицом и шевеля
— Фрицу челюсть сносит к чертям — вот что усе! А папаша говорит: вот видите, как табак вреден для здоровья? А из взвода папашкиного все хохочут — шутник ты, Савелий. Папаша мой в штрафбате служил, там одни «синие», уголовники, стало быть, — пояснил Осип, показательно не замечая, как вытягиваются лица членов гарпагинского семейства. И чаво ж, Семеныч, на тебя какие-то гангстеры окрысились? — переменил тему Моржов. — Можа, енти Николы и нигеры с бейсбольными битами, а?
Степан Семеныч в ужасе воззрился на Осипа.
— Николя? На меня — покушение? Он что, на родного отца?…
— Да какой Николя? И дружки его придурочные — у них на такое просто ума не хватит. Это тебе не бейсбольной битой по заднице колотить! — перебила его Лиза, и Степан Семенович при упоминании о сладкой парочке «бейсбольная бита — задница» сдвинул брови… — Наш Николя лампочку толком вывинтить не может, а тут такое… такая…
— Пиротехника, — закончил за затруднившуюся подобрать подходящее русское слово девушку Иван Саныч. — Да, наверно, работал профессионал. И когда, интересно, такой камуфлет в мобилу запихали? Ведь она при Жаке все время была, так ведь, нет?
Гарпагин пожал плечами.
— Меня вот что смущает, — сказал он серьезно, — когда меня нет дома, а я кому-то нужен, то звонят на мобильник Жаку и просят позвать меня. Он же всегда при мне, он, можно сказать, мой верный адъютант…
— Я понимаю вашу мысль, дядя Степан, — подхватил Иван Саныч, подливая вина себе, Осипу и Насте, — тот, кто звонил, был хорошо знаком с вашими привычками. Знал о том, что вы… гм… не считаете нужным заводить мобильный телефон. (Ваня хотел сказать: «жидите деньги на „мобильник“, но выбрал более мягкий вариант)». Знал, что Жак непременно передаст аппарат вам, потому что просили к трубке именно вас и взорваться она должна была у вашей головы. Да, вы правы, дядя Степан: это хорошо спланированное и высокотехничное покушение.
— И только счастливая случайность спасла нас, — вставила Настя, — я говорю — нас, потому что если бы телефон взорвался в салоне машины, нам всем — уж точно! — мало бы не показалось.
Взгляды всех присутствующих скрестились на сен-денийском рантье, который разыгрывал из себя стесненного в средствах человека, а между тем имел в гараже дорогущую модель «Феррари», невесть откуда у него появившуюся, Бог знает сколько миллионов в банках, а также привлек чем-то нездоровое внимание криминалитета. Потому что тот смертоносный технический фокус, что был применен при попытке покушения, требовал высокой квалификации, виртуозного
«Не так ты прост, дядюшка, как тут корчишь из себя, — подумал Астахов, — простых людей не заказывают и не просчитывают операции до таких тонких нюансов. Конечно, я не следак Генпрокуратуры, но тут не надо особо умствовать, чтобы распознать заказуху.»
— А где там Жак? — сказал Осип. — Куда-от он задевалси? Пьет, поди, с горю?
— Да, правильно, где же он? Надо позвать, — сказал Гарпагин. — Он должен быть в саду. Жа-а-ак!!
Однако последний на явился, как джинн из бутылки, на зов своего хозяина. Степан Семеныч продрал глотку в повторном призывном вопле, но универсальный слуга и тут не явился.
Лиза поднялась из-за стола и произнесла:
— Папа, я посмотрю, где он. У меня нехорошее предчувствие. Не к добру все это… да?
— Иди, посмотри, — буркнул Степан Семеныч.
…Предчувствия не обманули Лизу — Жак в самом деле не мог явиться на крики хозяина по весьма прозаичной причине, по-нострадамусовски предсказанной Осипом: он был чудовищно пьян. Причем напился он тем более скоропостижно и ужасно, что вообще-то не был человеком пьющим и воздерживался даже от вина, которое во Франции традиционно употребляют от мала до велика.
Жак валялся в гараже в позе убиенного епископа Лютеции, в честь которого, собственно, и был назван городок Сен-Дени; он (конечно же, Жак, а не епископ) уткнулся носом в колесо «Рено», сжимая в руке пустую бутылку из-под коньяка. Лиза даже не стала проверять, что с ним такое: от шоферо-поваро-садовника исходил устойчивый коньячный духан.
Результаты своего печального открытия она сообщила отцу. Тот ничего не ответил, зато Иван Саныч отпустил ценную ремарку:
— Как ассимилировался, погляди-ка. Живет в русском доме, и русские же замашки устроил. Напиваться с горя — это наше национальное.
— Вот уж нет, — возразила Настя. — Ты просто не видел, скажем, ирландцев. Они тоже любят напиваться до поросячьего визга.
Разговор перешел на более легкую тему вокруг алкогольных пристрастий разных народов, но чувствовалось: в воздухе витало нехорошее, злокозненное напряжение, из бесформенного кома которого, как из шерсти, ткались нити зловещих и губительных предчувствий.
Поэтому обсуждение алкогольных традиций французов, русских, ирландцев и прочих достойных наций сопроводили обильной практикой.
Степан Семенович в попойке не участвовал: сразу же после ужина он заперся в своем кабинете и упорно не выходил оттуда, невзирая на просьбы дочери…
Поздно вечером за Настей заехал Николя, и они укатили в Париж. Николя пригласил ее погулять по бульвару Распай, а потом зайти в знаменитое кафе «Куполь», за столиком которого Эрнест Хемингуэй написал свою «Фиесту».
Разумеется, Настя не сумела отказаться. Да и незачем.
После этого Ивану Санычу оставалось только напиваться с Осипом.