Следствие ведут знатоки
Шрифт:
— Погоди минутку, при тебе лучше думается… Если сделать так: с помощью этой папки я привожу в чувство хулигана Платонова и сразу устраиваю им очную ставку. Только шиворот-навыворот?
Кибрит кивнула одобрительно: поняла.
— А инструкции побоку?
— Побоку!
— Ну-ну… Желаю удачи.
— Стоп, сударыня. Юбка сантиметров на двадцать короче твоей — это как?
— Довольно вызывающе.
— И подтверждает сомнительность морального облика девушки?
— Ну-у, Павел, что за ханжество!
8
Пал
На обычной очной ставке свидетель рассказывает и уличает преступника. Шиворот-навыворот — это заставить самого подследственного все рассказать и признать вину. Куда тогда деваться колеблющемуся свидетелю? Опровергать преступника вопреки всякой логике?..
Власов принял приглашение в Бутырку с болезненным любопытством. По пути они обменялись считанными незначительными фразами. Свидетель был напряжен.
В тюремной проходной, пока Знаменский заполнял пропуска, внимательно прислушивался к непринужденной болтовне его с дежурной:
— Ниночка, что вас давно не было?
— Экзамены сдавала, Пал Палыч. Последняя сессия.
— Так что скоро нас покинете?
— Может, когда и встретимся. Я ведь юридический кончаю. Кабинет хотите в тени или на солнышке?
— На солнышке.
Все еще держалось неурочное тепло, но могло сломаться в одночасье, и как тогда пожалеешь, что забивался в тень.
— Ниночка, Игорь Сергеевич пока побудет у вас. Я подготовлю очную ставку и позвоню.
— Будет сделано, Пал Палыч.
— Уж потерпите, Игорь Сергеевич, четверть часика. Специально для вас свежие журналы захватил. Хотите?
Тот взял и угрюмо проследил за процедурой прохода Знаменского внутрь через автоматические решетчатые ворота. Вот они лязгнули железными челюстями. Знаменский скрылся.
— Курить здесь можно?
— Да, пожалуйста, — разрешила Ниночка.
Власов свернул журналы в трубку, подошел к ее окошку.
— Не думал, что в городе может быть такая тишина.
Тишине новички обязательно удивлялись.
— Такой и в лесу нет. Это стены. Весь шум съедают.
Власов помолчал, слушая невероятную тишину. Ниночка с приветливой улыбкой ожидала вопросов.
— Хороший следователь? — кивнул Власов вслед Знаменскому.
— Пал Палыч замечательно талантливый! И очень душевный!
Власов догадливо усмехнулся: вы, голубушка, к нему неравнодушны. Та потупилась, но произнесла твердо:
— Это не я, это сами заключенные говорят!
— Да? Нелепо!.. И вы тоже. Сидите, как страж в преддверии ада. Кому тут нужна хорошенькая девушка?
Подобные замечания Ниночка тоже не раз слышала. Бывалые же люди считали, что именно такая и нужна.
Она уйдет — найдут взамен похожую: улыбчивую и хорошенькую.
(А со Знаменским они действительно встретились. И даже немного поработали вместе. И то было самое
История описана нами в повести «До третьего выстрела»).
9
Между тем Пал Палыч энергично обрабатывал Платонова. Тот изо всех сил старался вникнуть в акт экспертизы и разложенные на столе таблицы. Чтобы лучше понять, бормотал вслух:
— «Место кровоподтека на лице потерпевшего соответствует удару, нанесенному человеком, выше его ростом, а именно…»
— Ваш рост, верно?
— Ну и наворочено в этих таблицах…
— Специалисты работали. Кому бы другому я и показывать не стал — слишком сложно. Но вы человек неглупый, с полувысшим образованием… — польстим, слицемерим, плевать, абы проняло.
— Понятно, — утер лоб Платонов. — А тут что?.. «Наиболее вероятно, что удар нанесен правым сжатым кулаком руки, чему соответствуют расположение, конфигурация… расположение, конфигурация и глубина гематом… смотри таблицу шесть». Это ж надо!
— А вот тут вычислено соотношение между углом удара в челюсть и тем, где на затылке потерпевшего образовалась ссадина при падении. Ссадина небольшая, обратите внимание.
Платонов круглил глаза, из которых испарилась наглость. С него уже и в камере спесь сбили, да еще следователь с победоносным видом вывалил заумные свои бумаги…
— Значит, что же мы имеем, гражданин майор? — озабоченно спросил он. — Против меня девчонка. Этот, который с сотрясением. Длинный свидетель. И плюс вагон науки… А кто же за меня?! Вам разве не звонили?
— Ну! За вас очень даже заступались. И многие. Только я начхал. Вы поймите, Платонов, Петровка — не райотдел. Нас не достанешь, — и приврем, и прихвастнем, где наша не пропадала!
— Вот петрушка! — горестно изумился Платонов. — Чего ж делать? Советуете идти на чистосердечное признание?
— Честно — советую.
— К чистосердечникам отношение, говорят, получше.
— Безусловно.
— Кой черт его дернул, этого дохляка, ко мне лезть?! Нужна мне была его девчонка! Своих невпроворот! Заголила ноги и вот маячит перед носом, вот маячит! Стерва!.. Гражданин майор, а мы не договоримся, будто я этих премудростей в глаза не видел, а? Будто просто вот совесть заела и все такое?
— Теперь уж нельзя.
— Эхма! Надо было меня раньше убедить! Растолковали бы, припугнули! Вам, можно сказать, человеческая судьба доверена, а вы…
Он еще раз крепко обругал всех по кругу (кроме себя). Выдохся.
— Ладно, что проиграл, то проиграл. Дальше бы не напортачить.
— Вы просили об очной ставке.
— Дурак был.
— Но сейчас полезно зафиксировать ваше раскаяние в присутствии свидетеля. Думаю, стоит даже извиниться перед ним: человек ходит, время из-за вас теряет.