Следствие ведут знатоки
Шрифт:
— Милая женщина, разумеется, искусство принадлежит народу. А картины принадлежат мне.
— Но как вам удалось?
— Мы, коллекционеры, сильны целеустремленностью, — холодно и высокопарно вещает Боборыкин. — И великим терпением.
Вокруг Боборыкина начинают скапливаться слушатели; среди них и Томин.
— Мы собираем и храним то, что без нас было бы утрачено. Едва ли не половина моих картин была буквально спасена от уничтожения. Есть полотна с драматической судьбой: я собственными руками вынес их в Ленинграде из руин, оберегал под
Видно, что старик сел на своего конька.
Руднева послушала-послушала и бочком отходит — ее, как магнит, притягивает торшер…
Появляется Ким Фалеев, под мышкой у него большая завернутая в газету книга. Альберт встречает его у дверей, забирает книгу.
— Ты заставил себя ждать, моя дама в нетерпении.
— Народу много?
— Весь паноптикум. Не объяснишь ли, между прочим, где лягушка?
— Для дамы лягушка — жирно, хватит портсигара.
— Я не спрашиваю про жирно-постно, я спрашиваю, где пепельница?!
— Пока у Музы… гостит.
— Ким! Без номеров!.. Вспомни, пока Муза тебя не пригрела, ты ходил без порток! Вшивый гений!
Рассерженный, он направляется к Музе.
— Дай ключ от спальни.
Муза подозрительно оглядывает Рудневу и поджимает губы.
— Музочка, искусство требует жертв. Я не виноват, что очередная жертва искусства приятно выглядит.
Муза отцепляет ключ от связки, которую носит в кармане.
В спальне Руднева листает иллюстрации в «Искусстве Фаберже», алчно причмокивая. Входит Муза, оценивает ситуацию. Альберт немного отодвигается от Рудневой.
— Чисто два голубка. Альберт и Альбина… Алик, что ты Киму сказал? Ушел и хлопнул дверью!
— Накатывает на него. Сегодня ушел — завтра вернется.
— Галстук поправь, — холодно говорит она, про себя называя его паршивым потаскуном.
— Ты, Муза, как раз вовремя. Альбина Петровна интересуется, где можно взглянуть на Фаберже.
— На Фаберже можно взглянуть в Оружейной палате, в Историческом музее и в Эрмитаже, — отчеканивает Муза.
— Я была уверена, что он француз, но Альберт Иваныч говорит…
— Карл Фаберже — не француз. Еще дед его принял русское гражданство. Фаберже — вершина ювелирного искусства, весь мир называет его великим русским ювелиром, и он принадлежит России… Есть еще вопросы, или дальше разберетесь сами?
— Я намерена досмотреть альбом.
Сверкнув глазами, Муза выходит.
— Чего она злится?
— Муки ревности. Кстати, о любви и ревности — примечательная фигурка. — Альберт показывает цветную фотографию в книге.
— Эта? Чем?
— Сейчас переведу описание.
Приближаются решающие минуты сделки, и пора «запудрить мозги» клиентке. Альберт открывает книгу на разделе «Комментарии» и читает:
— Изображение
— Надо же! — Руднева роняет неопределенный смешок и берет портсигар, который собирается купить. — Он мне нравится, Альберт, но цена невозможная!
— Я предупреждал: Фаберже — это серьезно. Ты взвесь на руке — какая сладкая тяжесть. А работа? Не работа — сон! Удостоверься — проба и клеймо.
Он подает Рудневой лупу, та изучает портсигар. Альберт опять прибегает к «Искусству Фаберже».
— Вот полюбуйся, точно такой портсигар в коллекции леди Таркс. А леди, как известно, это жена лорда. На международном аукционе…
— Я не леди, и мы не на международном аукционе. Так что делим твою цену пополам, и с этой суммы начинаем торговаться.
— Но мы и не на барахолке, дорогая моя!
— Ах, перестань, Альберт, я не маленькая. Что за покупка без торговли!..
На кухне курят и спорят о краже в краеведческом музее.
— Я слышал в другой редакции, — авторитетно заявляет плотный мужчина в очках. — Пришли трое в масках, сторожа связали, директору нож к горлу — и он сам все поснимал и отдал. Полотен пятнадцать, кажется, мирового значения имена!
— Брехня, не верю, — говорит лощеный красавец средних лет, художник Цветков.
— Но, представьте, кто замешан — Кипчак! Его таскают на Петровку!
— Меня тоже вызывали на Петровку, а я ж не замешана, — возражает Муза.
— Тебя вызывали? — подскакивает Тамара. — Музочка, расскажи!
— Нет, просили не разглашать.
Она нетерпеливо посматривает на закрытую дверь спальни.
— А я говорю — брехня! — твердит Цветков. — Знакомый недавно ездил, картины на месте.
— Совершенно верно, — берет слово Томин. — Я объясню, в чем фокус. Все сделал директор — гениальный человек. Сначала он потихоньку заменил картины копиями, давно уже. Потом разыграл липовую кражу для отвода глаз. Утащил эти самые копии и спрятал так, чтобы милиция обязательно нашла. Ну, милиция и нашла. Повесили их назад, все довольны. Вот и выходит, что картины на месте, да только не настоящие!
— И что же, директор сознался?
— Нет. Так и сяк с ним бьются — молчит.
— Учитесь у Саши: не успел приехать с юга и уже все выведал.
— Брехня. Откуда ему?
— Зачем обижаешь? Можно сказать, из первых рук! — с южным темпераментом реагирует Томин. — Со мной в соседнем номере большой юридический чин. Имеет полные сведения. Посидели за столом раз-другой, и он мне доверительно как любителю искусства и надежному человеку. Так что прошу — между нами.
— Стало быть, директора упекли? — спрашивает Цветков и внимательно смотрит в лицо Томину.