Следствие защиты
Шрифт:
Она была не только коллекционером, но и запасливым покупателем.
Джонни Фей вышла из комнаты и вернулась с подносом, уставленным всевозможными медикаментами. Уоррен проглотил две таблетки аспирина и запил их холодным чаем. После этого Джонни Фей открыла красивую маленькую коробочку из кашмирского папье-маше; там лежали полдюжины аккуратно скрученных сигарет с марихуаной и небольшой целлофановый пакетик с белым порошком. Джонни Фей выбрала одну сигарету и прикурила ее от золотой зажигалки “Ронсон”. Когда Уоррену тоже было предложено угоститься, он подумал: а какая, к черту,
Горячий дым буквально пронзил легкие. Кончики пальцев начало покалывать.
– Вы мой адвокат, – сказала Джонни Фей, – и предполагается, что я должна быть с вами откровенной. Но это улица с двусторонним движением. Поэтому я полагаю, что тоже имею право знать, что особенного в моем автомобиле, если вам даже захотелось иметь его фотографию в своем альбоме. Но, – добавила она лукаво, – спрашивать об этом вас я не собираюсь, потому что вы обязательно солжете. И это разозлит меня еще больше. Так что молчите, адвокат, и слушайте меня.
Все было так цивилизованно, культурно. Уоррен сидел рядом с женщиной, которая, по всей видимости, убила троих людей – троих, о коих ему было известно. Эта женщина поила его чаем, давала ему аспирин, и он за компанию с нею курил марихуану. Вот с чем приходится сталкиваться, если ты адвокат. Но где-то должен быть и предел…
– Вы все еще мой адвокат, – сказала Джонни Фей, словно прочитав его мысли. – И я нуждаюсь в вашем совете. Если я совершила другое преступление, может ли это выплыть на суде по поводу случившегося с Клайдом? Могут ли меня спросить об этом?
Уоррен насторожился, но он был обязан отвечать честно.
– Вас могут спросить об этом на перекрестном допросе, – сказал он, чувствуя себя человеком, стоящим на краю пропасти, – если у них есть веские основания считать вас виновной. Однако они будут связаны вашим ответом. Они не смогут повредить вам, не предъявив доказательств того, что вы совершили другое преступление.
– Даже убийство?
– Да, даже убийство.
– И даже если это убийство того вьетнамского парня, которого, по вашему мнению, убила именно я?
Уоррен почувствовал, что бледнеет. Значит, это была правда.
– Да, – сказал он.
– Хорошо. Это сделала я. В целях самообороны. Я вынуждена была это сделать.
Сердце Уоррена застучало в каком-то странном ритме. Но он осторожно проговорил:
– Вы застрелили его на Уэслайн-Террас, на автомобильной стоянке рядом с заведением “Прачечная и химчистка”. Вы использовали пистолет 32-го калибра, который впоследствии бросили в “Дампстер” одного гостиничного комплекса.
Ничего не сказав, Джонни Фей сделала глубокую затяжку, затем протянула сигарету Уоррену. Он отрицательно покачал головой.
– Но почему? – спросил он, совершенно ошеломленный. Джонни Фей рассказала…
Когда в тот день она со своими ценными приобретениями и целой кучей непотраченных денег возвращалась из “Лорд энд Тейлор” и “Нейман”, ей предстояло вступить в сражение со светофорами либо на Уэстеймер, либо на юго-западной автостраде. Джонни Фей выбрала автостраду.
Машины впереди нее – настолько,
Именно в этот момент фордовский фургон “фэалайн” попытался выскочить с автострады. Джонни Фей не осуждала его за это – “у меня на уме было то же самое”, сказала она. Но он не подал сигнала и стукнул ее бампер, нырнув в правый ряд перед притормозившей полуторкой и направившись к съезду на Уэслайн.
Джонни Фей обогнала две машины, чтобы добраться до фургона, но не сумела к нему приблизиться. У первого же светофора она встала в параллельный ряд и нажала на сигнал. Она крикнула:
– Эй ты, ублюдок, съезжай на обочину! Я хочу побеседовать с тобой.
Окно “мерседеса” было закрыто, и водитель фургона не услышал ее. Теперь впервые Джонни Фей отчетливо его разглядела, тут же сообразив, что если бы даже он и услышал, то, скорее всего, ничего не понял бы, потому что это был косоглазый: характерные для них черные волосы и растерянный, ничего не выражающий взгляд.
Свет поменялся на зеленый, и фургон снова умчался вперед. Джонни Фей прибавила скорость, припустив за ним, и вскоре, к ее радости, вьетнамец загнал машину на стоянку перед химчисткой. Даже опуская окно, Джонни Фей заметила индианку, складывавшую картонные коробки. Вообще-то, подумала Джонни Фей, это место всегда называлось Соединенные Штаты Америки. А теперь это какая-то вонючая азиатская земля.
Она начала ругаться, собираясь показать вьетнамцу, что почем. Дан Хо Трунг не отвечал, а только смотрел на нее, как на сумасшедшую. Лицо его немного скривилось, однако по-прежнему ничего не выражало. Но Джонни Фей видела и “Platoon” и “Full Metal Jacket”, она знала, на что способны эти люди. Оба ее брата умерли из-за этих иностранных мерзавцев.
В ответ вьетнамец, по словам Джонни Фей, тоже начал ругаться, шипя сквозь свои выпяченные зубы, а затем потянулся к заднему карману брюк. Женщину охватил внезапный страх: вот так могла окончиться ее жизнь – на какой-то незнакомой стоянке от руки неизвестного иностранца. Джонни Фей повернула ручку “бардачка” и выхватила лежавший там среди груды магнитофонных кассет кольт “Даймондбэк” 32-го калибра. Одним натренированным движением она сняла оружие с предохранителя.
Вьетнамец выпрямился, держа в правой руке какой-то черный предмет, направленный в сторону “мерседеса”.
– Я, кажется, закричала, – сказала она Уоррену, – но я успела сделать то, что нужно, быстрее его. Золотое правило.
Быстро и судорожно дыша, с колотящимся сердцем, благодаря Господа Бога за избавление и поздравляя себя с тем, что она оказалась наготове, когда понадобилось защитить собственную жизнь, Джонни Фей поскорее уехала.
Кольт “Даймондбэк” остался лежать рядом, на сиденье. Как я любила этот маленький пистолетик, с грустью подумала она. Но, видно, придется с ним расстаться.