Следствием установлено
Шрифт:
Осокин сделал несколько шагов к кабинету главного врача, чтобы позвонить по телефону Русанову и посоветоваться. На полдороге остановился и вновь вернулся к окну. Логика замкнула круг рассуждений. Профессиональный преступник не стал бы стрелять в жену в квартире, на виду всего поселка, мог найти более подходящее время и место.
Да, письмам о Елизавете Петровне трудно поверить. Но это трудно ему, следователю, трудно председателю профкома и вахтеру, трудно тем, кто пытается рассудить это дело со стороны. А если у Охрименко имелись какие-то одному ему известные основания поверить письмам, хотя бы малой
А что мог означать его отказ от объяснений по поводу писем? Возможно, он не хочет ославить убитую им жену? Зачем тогда показывал эти письма посторонним?
Если это так, а опровергнуть этот расклад не так-то просто, то арест и перевод в тюремную больницу сразу же поставят его во враждебное отношение к следствию и оборвут всякую возможность вникнуть в происшедшее. Осудить Охрименко не составит труда, понять трудно, а Разве не в этом состоит и смысл следствия, чтобы понять поступки человека, объяснить их с исчерпывающей полнотой для того, чтобы и суд мог вынести справедливый приговор?
Итак, или ехать в Озерницк к Русанову с докладом и со всеми своими сомнениями, или еще раз побывать в Сорочинке и выверить свои сомнения более обстоятельными допросами сослуживцев Охрименко, уточнить, какой был промежуток между первыми двумя выстрелами, а также было ли выяснение отношений между супругами.
Все еще колеблясь в правильности своих действий, Осокин все же решил в тюремную больницу Охрименко не переводить, лишь попросил главного врача особо внимательно приглядывать за ним.
В Сорочинку он попал на другой день. Это уже был третий день следствия. Его ждала там новость. Участковый, как только они встретились, положил перед ним еще одно письмо. Письмо к Елизавете Петровне…
На конверте размашистым почерком выведены ее имя и адрес. В конверте — коротенькая записка: «Лиза, все будет хорошо, как было и прежде! Я все прощаю и забуду, потому как заглянул на тот свет, там ничего хорошего не видно. Ежели в чем и нагрубил, то прости! Прохор».
Даты не стояло. Осокин взглянул на почтовый штемпель, письмо поступило в рязанское почтовое отделение на другой день после операции. Очнулся и тут же написал письмо…
— Почтальонша доставила прямо мне… Сообразила, что письмо для нас важно, — объяснял участковый.
Осокин не очень-то его слушал. Записка потрясла. Что это? Отработанный хитрый маневр, или действительно Охрименко не помнил, что сотворил в состоянии сильнейшего аффекта?
— Он с ума сошел! — вырвалось у Осокина.
Участковый зло усмехнулся.
— Тряхнуть такого сумасшедшего, мигом в ум войдет!
Осокин резко оборвал участкового:
— Остерегайтесь поспешных заключений, лейтенант! Он стрелял и в себя! Давайте лучше займемся разметкой времени.
Они прошли в Дом приезжих в ту же комнату, в которой уже ночевал Осокин.
Осокин положил на стол чистый лист бумаги и записал первый вопрос: «Когда приехала в Сорочинку Елизавета Петровна?»
— Вы можете ответить на этот
Егорушка развел руками.
— Я не подумал об этом. Но мы легко можем это установить. Расписание движения автобусов соблюдается более или менее точно. Разница может быть от пяти до десяти минут. Редко больше, если ничего не случится в дороге… Выстрел раздался без двадцати минут шесть… Все уже пришли с работы… Бабка Наталья сторожит подъезд до шести вечера, пока люди не вернулись домой.
Лейтенант достал записную книжку, полистал ее и протянул Осокину.
— Вот здесь расписание прибытия автобусов из Рязани и местных фабричных от шоссе. В половине восьмого утра, в десять утра, в час дня, в три часа дня, в четыре часа пятьдесят минут…
— Значит, мы должны установить, — пояснил Осокин, — когда она сошла с автобуса… Надо искать свидетелей. У меня есть показания, что Охрименко был обижен, что она уезжает на курорт, он не пошел ее провожать. Встречал ли он ее? Это известно?
— Поспрашиваем! — отозвался участковый.
— Это первое. Теперь второе. Откуда известно, что первый выстрел раздался без двадцати минут шесть?
— Я услышал выстрел и тут же взглянул на часы.
— Почему взглянули на часы?
— Выстрелу удивился… На всякий случай…
— Когда прозвучал второй выстрел?
— Тут же и прозвучал второй выстрел. Почти без паузы…
— Ну а третий?
— Вот тут беда! Я сидел дома, пил чай… Вскочил одеться. Открывал дверь и не помню, то ли еще был в комнате, когда раздался третий выстрел, то ли уже вышел на лестницу. Мне кажется, что я даже не слыхал третьего выстрела…
— Надо бы установить, сколько прошло времени между вторым и третьим выстрелом.
— Зачем?
— Меня интересуют два момента. Произошло ли межДу супругами какое-либо объяснение или сразу же, как они встретились, началась стрельба? Сразу или после рзз-думья и колебаний выстрелил в себя Охрименко?..
_ Конечно, объяснялись, коли он у нее прощения просит за грубости!
— Это мы установим, а вот как установить поточнее промежуток между выстрелами?
Участковый отправился искать свидетелей, которые могли бы указать, с каким автобусом приехала в Сорочинку Елизавета Петровна и встречал ли ее муж, следовало ему также установить, когда Охрименко ушел с работы. Осокин пошел в квартиру коменданта. Еще раз все осмотреть, не подскажет ли следствию что-либо из ранее не замеченного. При шлось оформить повторный осмотр места происшествия и пригласить понятых.
В квартире все осталось в неприкосновенности, только увезли тело покойной да успели завять цветы.
На ковре и на других предметах побурели кровяные пятна.
Промежуток между выстрелами? Промежуток между выстрелами? Был ли он, этот промежуток? Из спальни и до серванта в гостиной не было следов крови. Стало быть, убив жену, Охрименко вышел в гостиную.
Несмотря на крайнее потрясение, он все же не сразу выстрелил в себя.
Осокин прошел обычным шагом до того места, где лежало тело убитой, до нарисованной фигуры. Шесть шагов. Это может быть и от шести до десяти секунд, достаточно короткое время, чтобы создалось впечатление о промежутке между выстрелами. Столь короткое время не воспринимается, как пауза.