Следы на песке
Шрифт:
— Мне надо поговорить с тобой.
Она остановилась, спиной к нему.
— Пусти меня, Гай.
— Я же сказал, мне надо с тобой поговорить.
Одна из девушек из вечерней смены задержалась в дверях и уставилась на них.
— Мне пора на работу. Уже шесть часов.
Гай, с совершенно убитым видом, отпустил руку и прислонился плечами к оштукатуренной стене у крыльца.
— Пожалуйста, Фейт. Давай поговорим.
В голове Фейт эхом прозвучал голос Элеоноры: «Гай знает, насколько вы зависите от него.
— О чем ты хочешь поговорить, Гай?
— Не здесь.
Мимо все время сновали люди, одни входили на станцию, другие выходили.
— Тебе незачем беспокоиться обо мне. — От усталости и недосыпания у Фейт кружилась голова, но она заставила себя улыбнуться и продолжила неестественно бодрым тоном: — Ты ничем нам не обязан, Гай. Мы отлично справляемся сами.
Он посмотрел на нее непонимающим взглядом.
— Черт возьми, я не знаю, о чем ты говоришь, но если ты не уделишь мне пять минут для разговора наедине, я спалю это здание.
Он вынул из кармана зажигалку и щелкнул ею.
— Господи, — пробормотала Фейт, глядя на язычок пламени.
Позади станции «скорой помощи» был небольшой дворик, где стояли мусорные баки, лежали мешки с песком и висели пожарные ведра. Туда она и провела Гая. Снова начал накрапывать дождь. Гай поднял воротник куртки.
— Я хотел спросить тебя кое о чем, — сказал он. По его лицу стекали капельки воды. — Я хотел поговорить с тобой вчера, но не смог, потому что мы были не одни.
Фейт посмотрела на него внимательно. Он был небрит, под глазами — темные круги.
— О чем ты хотел спросить меня, Гай?
— Мне надо знать, как ты относишься ко мне.
Его слова прозвучали резко и отрывисто.
Фейт обхватила голову руками. Она думала о Джейке, Ральфе, Поппи и ужасном разговоре с Элеонорой, обо всей этой чертовой неразберихе. Ее охватила жуткая усталость.
— Я не могу выразиться более четко, — добавил он.
Глядя в его мрачное сердитое лицо, Фейт решила, что Элеонора права. Гай действительно через силу пытается выполнять придуманные им утомительные обязательства по отношению к их семье.
— Я хочу знать, либо мы с тобой друзья — что-то вроде названых брата и сестры, либо…
Фейт вжала голову в плечи. Слезы жгли глаза, дождь стекал за воротник. Она едва могла говорить.
— Я никогда ничего у тебя не просила, Гай. — Ее голос дрожал. — Да, был тот случай с собакой… и когда я заболела… и в Ла-Руйи, когда меня укусила змея… Но не думай, что это твоя обязанность…
Он взмахнул руками и раздраженно воскликнул:
— Господи, что ты там бормочешь? Я пытаюсь объяснить тебе, что люблю тебя!
Фейт оторопело уставилась на него. Потом прошептала:
— Что?
Кто-то внутри здания забарабанил по стеклу и закричал:
— Мальгрейв! Куда ты запропастилась?
Фейт смотрела на Гая широко раскрытыми глазами.
— Повтори это, Гай, — проговорила она с неожиданным нетерпением. — Повтори. Я хочу услышать это еще раз.
— Я люблю тебя, Фейт. — Раздражение в его голосе исчезло, теперь он звучал умоляюще и беззащитно. — Мне понадобилось черт знает сколько времени, чтобы понять это — я оказался невероятным тупицей, — но я люблю тебя.
Первое, что испытала Фейт, — огромное облегчение. Элеонора ошибалась. Нет, Гай пришел к ней не из чувства долга, а потому что любит ее. Сердце приподнялось и взлетело ввысь.
Гай потер руками лицо.
— Но я не имею понятия, как ты относишься ко мне, — с мукой в голосе сказал он. — Мне кажется, что я тебе не безразличен, но я не знаю, насколько.
«Я полюбила тебя, когда мне было одиннадцать лет, Гай, — думала Фейт. — Я полюбила тебя с той минуты, когда ты, в пропыленных ботинках, вошел в кухню в Ла-Руйи. С того мгновения, когда я увидела тебя. Ты улыбнулся мне, и лицо твое осветилось. И с тех пор я все время любила тебя, так или иначе».
Задребезжал оконный шпингалет, кто-то постучал по стеклу.
— Понимаешь, — сказал Гай, — я думал об этом целый день. Ничего не делал, только думал. — Он попытался улыбнуться. — Сегодня утром я едва не наложил гипс на здоровую руку. — Вид у него был совершенно измученный. Тёмные круги под глазами, красная кайма по краю век. — Ты любишь меня, Фейт? Ты любишь меня хоть немного?
Она подошла и положила голову ему на грудь.
— Конечно, люблю, глупый. Разве могу я тебя не любить?
Со сдавленным стоном он обнял ее и поцеловал в макушку.
Обычно человек не сразу осознает, что испытал минуты полного счастья, думала Фейт, но этот момент был именно таким. Она ничего не стала бы менять. Пусть все останется так, как есть: струйки воды из водосточной трубы, стекающие в лужицу под ногами, колючая, как наждак, щека Гая. Только при воспоминании об Элеоноре картина слегка омрачилась и потускнела по краям. Но Фейт закрыла глаза и сосредоточилась на тепле его рук и блаженстве этих мгновений.
Шпингалет задребезжал снова. В окно просунулась голова.
— Инвентаризация, Мальгрейв. Бегом. — Любопытные глаза посмотрели сначала на Гая, потом на Фейт. — Немедленно, Мальгрейв. А не то Дикин разорвет тебя на части.
Мисс Дикин была начальницей станции.
— Мне надо идти, Гай, — пробормотала Фейт и побежала к двери.
— Я не могу больше так! — крикнул он ей вслед. — Я не могу жить во лжи.
Он догнал ее, схватил за плечи, притянул к себе. Фейт было больно дышать, как после долгого бега.
— Завтра утром в парке, — сказала она. — Встретимся под той липой, Гай, в половине девятого. Под липой.