Слепая зона
Шрифт:
Из-за тебя Элину увел брат, и правильно сделал, я бы тоже сестру увел. А ты... радуешься?
– Платон, ну что опять вы натворили!
– переключается она на аварию, начинает журить, как обычно это делала после каждого краша с раннего моего детства.
– Ругать не буду, это все моя вина, вышла за идиота! Где были мои глаза? Мой мозг?! Скотина Игорь, ненавижу его и его гонки, будь они прокляты. Вы голодные, ребята? Так и знала, я вам столько привезла... сейчас накормлю обоих.
– Я не хочу есть.
– Силы
– Мама, перестань, - натянуто.
– Твоя так называемая девушка, - она фыркает, - могла бы и приготовить что-то. С голоду без меня помрешь...
– Мама!
– перебиваю.
Она замирает. Моргает быстро, вот-вот заплакать готова. Смотрю в упор.
– Ты что натворила? Где ты эту чушь про Элю вообще услышала?
– Мне Паша... ПалСаныч всё рассказал, что это план ваш.
– Пиздец!
Подхожу к кровати, сажусь.
– Платон...
– Уйди сейчас же.
– Платош, ты что такое говоришь. Я столько ехала...
– Уйди с моих глаз, иначе я тебе скажу что-то такое, что мы оба никогда не забудем и не простим. Ты мне жизнь сломать пытаешься.
– Людмила Михайловна, у них любовь, жениться собирались, а вы Элю при ее брате унизили, - аккуратно встревает Егор.
– Вдруг она Платона не простит теперь?
– Значит, не по пути им было. Что свое — то вернется, и держать не надо. Просто не время еще. Куда вам жениться? Да и не подходят они друг другу совершенно. Наглая самоуверенная девица, я таких за километр обхожу. Вот Женечка...
– Да нет, мама, не так всё в жизни, - перебиваю я в полголоса.
– То, что нравится, нужно искать, а если нашел, то держать крепко.
– Поднимаю глаза.
– Вот взять тебя. Сидишь дома, в четырех стенах, ждешь, пока отец одумается. Так он на тебя как взглянет — несчастную, обиженную - так вздрогнет. Зажила бы своей жизнью — счастливой, легкой, так может он бы давно у твоего порога ночевал. Подобное притягивает подобное. Всегда. Когда начинаешь заниматься тем, что нравится, что действительно любишь — это меняет жизнь. А «Женечку» твою я бы даже не заметил.
– Это всё гонки.
– Это всё я. Ты мне проблем подкинула море, Элину я всё равное верну, только если час назад мои дела шли бодро, и ее брат-депутат почти симпатизировал, теперь мне, блядь, придется из кожи вон вылезти.
– Не надо вылазить, чтобы нравиться. Это не твое, значит.
– Это мое, мама.
– Развожу руками.
– Такой вот я есть. И ты когда-то тоже вышла замуж за безбашенного гонщика, а не за занудливого Рыбакова, так с чего ты решила, что сможешь изменить меня?
– Я тебя знаю, Платон. Лучше тебя самого.
– Ты меня совсем не знаешь. Не можешь поддержать - оставь в покое.
– Вот только накормлю вкусненьким-горяченьким...
– Да я не хочу горяченького!
– рявкаю.
– Никакой домашней еды! Я не просил! Я
Она продолжает стоять на месте, не двигаясь. Я выдыхаю и проговариваю спокойно, но уверенно:
– Мама, мне двадцать шесть лет, я до смерти устал прятаться от твоей заботы в гараже. Я хочу свою семью.
– А если твоей «новой» семье я не понравлюсь?
– Ты постараешься ей понравиться, если хочешь бывать в гостях и видеть внуков.
– Она что, беременная?!
– Я не знаю.
– Новый приступ кашля не дает оценить ее реакцию. Но зато я оцениваю свою. И мысль о том, чтобы стать родителем, не кажется вдруг глупостью, как было всегда раньше. Егор совершил когда-то глупость, у него война с матерью его сына. С Элей у нас всё иначе. Она так сильно мне нравится во всем, что волосы по коже дыбом. Ехать с ней от Владика до Питера. Всю жизнь. Прокашлявшись, я добавляю: - Она не говорила, но если да, то это будет хорошо.
Мама качает головой.
– Когда ты одумаешься и приедешь, я буду над тобой долго смеяться.
– Надеюсь, ты не превратишь свою жизнь в еще одно ожидание. И больше никогда не разговаривай с Элиной в таком тоне.
Она выходит, захватив пакет с контейнерами. Я закрываю глаза под аплодисменты Егора.
– Заткнись, - говорю.
– Пиздец как херово от ситуации. Почему я не могу просто сказать своей матери, что влюбился, а она не может порадоваться. Почему мои отношения всегда для нее смертельная обида?
– Если ты отпустишь Элю, будешь жалеть. Ты бы свои глаза бешеные видел, когда прискакал ко мне сообщать, что она теперь с тобой.
Усмехаюсь.
– Прям бешеные?
– Ага. Обидно стало, типа, выбрал ее, а не дружбу.
– Я пиздец как ее. Вляпался.
– Парни пишут, что Эля собрала вещи, попрощалась и в аэропорт поехала. Кажется, она не в Край летит, а в Москву с братом.
– Это не сюрприз после услышанного.
– Остановить?
– Как? Она под депутатским крылом. Он с охраной прилетел, нас арестуют. Да и проблеваться от кашля у всех на глазах — так себе план, это будет выглядеть как последний гвоздь в гроб отношений.
– Может, Эля, наоборот... сжалится?
– расплывается в улыбке Егор, подкалывая.
– Есть идея получше.
***
Доехать от Красноярска до Москву — можно за сорок часов плюс время на сон. Слишком долго.
Мы летим на самолете.
Пристегиваюсь в кресле и смотрю перед собой, пальцами сжимаю резиновый тренажер. Руки пострадали не слишком сильно, пальцы и ногти сохранились, но кожа в не лучшем состоянии, разминаться нужно постоянно, иначе зарубцуется.