Слепая зона
Шрифт:
Осознав, что и правда продолжаю неадекватно лыбиться, тру лицо, стирая с него следы радости и адреналинового куража.
На диване смятые одеяло и подушка. На столе – портрет Федора. Рядом свечки и иконы, аптечка, стакан воды и всюду кучи смятых салфеток. Воздух тяжелый. Мрачно. Мать опять весь день проревела.
– Привет, мам. Я тут кое-что купил. – Поднимаю пакет.
Хочу наклониться и клюнуть ее в щеку, но она резко отходит и сразу убегает в ванную. Включает воду на максимум, словно поток способен
Черт.
Беспомощность ледяными щупальцами вдоль позвоночника тут же, вкупе с чувством вины. Я ерошу волосы на затылке и несколько секунд просто стою. Потом разуваюсь и прохожу в комнату. Достаю из пакета продукты, открываю окно на проветривание. Проверяю таблетки, которые пьет мама. В этот раз, надеюсь, не перебрала. В позапрошлом году было жутко, когда будил, а она не просыпалась.
– Слушай, я купил твой любимый ликер. Помянем? У тебя лед есть? – стараюсь говорить весело и громко.
После смерти Федора мать совсем замкнулась, отдалилась от друзей и подруг, уволилась с работы. Сидит в четырех стенах, смотрит турецкие сериалы и с ума сходит. Но началось все с развода.
Я открываю морозилку и ищу лед. Бокалы споласкиваю, ставлю на стол. Салфетки собираю в мусорный пакет.
Тишину прорезают рыдания-лезвия. Черт, и тишину, и душу.
Ну не могу я. Не могу я это бросить! Пробовал. Четыре года дом – научный центр – снова дом. Во сне снилось.
Подхожу к двери, стучусь.
– Мам, ну что мне, уехать? Я уеду сейчас.
– Уезжай! Отцу не забудь передать от меня пламенный привет!
Ослепляет вспышка злости, но гашу. У всех бывают тяжелые времена.
Когда-то моя мать, Людмила Смолина, была настоящей красавицей из интеллигентной семьи. Выучилась на врача, но работала в министерстве образования – так сложилось. Работа в больнице требовала отдачи и сил, а когда я родился, мама поняла, что не готова подарить детство единственного ребенка няне.
Как ее угораздило выйти замуж за простого автослесаря, который позже создал команду по картингу, что рвала всех и в стране, и за границей, – ума не приложу. Да, он был другом ее брата, но мало ли с кем дружат братишки?
Впрочем, жили мы всегда на деньги отца и жили небедно. Автослесарь зарабатывал в разы больше, чем платили в министерстве. И рядом с ним моя мама была счастливой, хоть и отрицать это будет до последнего. Когда он ушел – все изменилось.
– Ты ушел? Платон, ты тоже ушел?!
Вопросы полны такого безграничного отчаяния и горя, что краска ударяет в лицо.
– Здесь я. Выходи, посидим.
– Ладно! – Мать открывает дверь, вытирает лицо.
Жалко ее до истеричного вопля, хоть вены себе вырви, если бы помогло. Что мы только ни делали.
– Руки помой, поужинаешь.
– Я не голодный.
– А кому я готовила?
Голода и правда
Забавно.
– Я смотрю, у тебя все же отличное настроение. Смолинские повадки. – Мать закатывает глаза и несется к плите. – Когда умру, меня тоже будете хоронить с песнями, плясками и заездами?
Иду за ней.
– На твоих похоронах все будут плакать, обещаю, что прослежу.
Она застывает, и я быстро добавляю:
– Да шучу я! Блин, мам, прости, но что ты в самом деле? Столько лет прошло. Агаева я сегодня поставил на место.
– Отца своего поставь хотя бы раз! Была его новая, кстати?
Она начинает шуршать по кухне. Бросаю взгляд на плиту, а там кастрюль и сковородок столько, что можно было бы накормить всю команду до отвала, еще и с собой дать. И снова мать жалко.
– Безумные. Ненормальные. Ну вот скажи, чего я тебе недодала в жизни? Секции, кружки, тренинги. Какие хочешь. Все шансы твои были. Уроки ты ни разу один не учил до пятого класса. Моталась с тобой по олимпиадам.
– Ладно тебе. Я живой и здоровый, все. Закрыли тему.
– Рубашки были отглаженные, а сейчас что! Кофта безразмерная и гаражом несет за километр! Вылитый папаша.
– Да не пахнет от меня маслом, я моюсь минимум два раза в день! Что вы заладили-то?! – дергаюсь, вновь нюхаю рукав.
– Кто «вы»? – тут же хватается мама. Глаза загораются. – У тебя появилась девушка? Рассказывай все. Кто она? Где познакомились? Ну наконец-то! Она нормальная? Не из тех, кто у трека в трусах скачет, ноги выше головы, как прошлая? Прости, господи, отведи, не допусти.
Угораю. Слезы высохли как не бывало.
– Когда мне девушку заводить, тем более приличную? У меня грант на сто миллионов. К тому же надзор из Москвы.
– И этот грант ты обязательно завалишь из-за своих заездов. Отцу потом спасибо скажешь, поклон низкий отобьешь.
Наша песня хороша, начинай с начала.
Глава 11
Элина
Телефон вибрирует, и я молюсь, чтобы это была какая-нибудь пожарная тревога или сигнал о землетрясении, только не будильник. Лучше сгорю, чем оторву голову от подушки. Ни за какие коврижки.
Он вибрирует еще раз – вот теперь будильник. Выключаю, открываю сообщения – у Киры снова ночной кофе-брейк.
«Енот, вставай! Я вчера весь вечер читала про твоих гонщиков! Не знаю, как ты! А я срочно!! вылетаю в Красноярск!!!»