Слепой. Один на один
Шрифт:
– И что с того?
– А то, что еще до этого аукциона мы должны располагать всей информацией, ясно, да? Иначе не сносить нам с тобой головы. Это мне вчера очень четко дали понять.
– Ну а я что конкретно могу сделать?
– Тебе, дорогой ты мой, надо бы найти ответы всего на несколько вопросов. Вернее, даже на два: кто и зачем? Ясно?
– Ну, это можно и сейчас уже сказать, – произнес Глеб после недолгого раздумья. – Все очень похоже на спектакль.
– Ух, ну ты прямо поэт! – покачал головой Потапчук.
– Федор Филиппович, вам
– Кажется, – согласился генерал. – Но когда кажется… знаешь, что в народе говорят?
– А почему об этом не пишут в газетах?
– Потому что народ не поверит. Народу можно представить тысячу разумных аргументов, а он все равно купится на откровенное шило. Се ля ви, как говорят французы.
– Похоже, в нашей истории замешаны кое-какие серьезные силы, – продолжил Потапчук после паузы. – Не думаю, что весь этот, как ты говоришь, спектакль затеял сам аукционист. Мы проверяли его: сошка мелкая.
– Какие силы?
– Ну, например, один бывший олигарх, а теперь политэмигрант.
– Но он же еврей, кажется, – удивился Глеб. – Причем здесь фашисты?
– Этот парень любит работать на нескольких фронтах сразу, – загадочно произнес генерал. – И не кладет яйца в одну корзину. А лучший путь для дестабилизации общества еще поискать надо.
Сиверов призадумался.
– Впрочем, пока это только предположения, – Потапчук сменил тон. – Может, вовсе оно и не так. Фактов у нас сегодня не хватает даже на то, чтобы выработать рабочую версию. Ну а поскольку в этом деле могут появиться… некоторые затруднения, я решил подключить тебя.
– Какие затруднения?
– Ну мало ли… Мы ведь не знаем, кто затеял эту игру.
– Хорошо, – нахмурился Глеб. – Ну а… Какие-нибудь игроки вообще известны?
– Да. Кое-какие, – Федор Филиппович резко выпрямился в своем кресле. – Смотри.
Он вытянул вперед указательный палец.
– Во-первых, некто Владимир Турбин. Бывший ученый, бывший спекулянт антиквариатом – еще в советские времена. Долго сидел, после возвращения лет на десять вообще исчез из поля зрения. Теперь вот объявился в новом амплуа – как директор аукционного дома. Авантюрист еще тот, одним словом.
– Хорошо, а… вы говорили о каком-то ученом.
– Да, есть такой персонаж. Александр Кондратьев. От слова «кондрашка». Бедовый, я бы сказал, человек. В советские времена был ученым, в университете преподавал, в академии работал. Защитил докторскую диссертацию по теме «Развитие физкультуры и спорта в СССР в годы первых пятилеток». Потом перестройка пришла. Вот дядю и переклинило.
– В каком плане?
– В прямом. Увлекся он всякими там идейками… Типа, насчет того, что славяне – они круче всех, и русские, вообще, всей цивилизации дали начало. Антисемитизм там, язычество и все такое… Связался с фашистами, Союз возрождения Руси или как там? Создал Славяно-арийскую академию, в которой сам себя академиком назначил
– Ясно, – кивнул головой Сиверов. – Немудрено, что именно он нашел это «Слово». Да и Турбин этот… Похоже, они просто нашли друг друга. Вам так не кажется?
– В смысле?
– Одному надо раскрутить свою контору, а второму – доказать псевдонаучные теории собственного разлива. Как писали классики, бензин ваш – идеи наши.
– Что ж, не исключено, – согласился Потапчук. – Во всяком случае, это первое, что приходит на ум. Но нам мало предположений, нам нужны факты. И доказательства.
– Ну, честно говоря, у меня никаких идей. Кроме того… Кто его знает, а вдруг книга самая настоящая? Я ведь этого в жизни не определю.
– Ладно, мистер Бонд, работа не подразумевает результат, – улыбнулся Федор Филиппович. – Ваша задача на данном этапе – это сбор информации. Вот, скажем, у этих фашистов завтра заседаловка будет какая-то. Сходишь на нее, посмотришь. Может, там появятся какие-нибудь странные люди. Дам тебе «корочку» одной пермской газеты. Легенда: провинциальный журналист собирает информацию о возрождении правых российских движений. Работа будет несложная – пару часов косить под идиота, но на самом деле таким не стать.
– Ну, это не так и легко, – серьезно сказал Глеб.
– Думаю, ты справишься.
– Попробую.
– Ну все, тогда по рукам, – генерал привстал и протянул руку. – Ты немецким владеешь, – полувопросительно-полуутвердительно сказал Потапчук.
– В совершенстве, – скромно ответил Глеб.
– Вот и прекрасно. Поедешь в Берлин.
– А почему не в Мюнхен? – в шутку спросил Сиверов. – В Баварии мне больше нравится.
– Как ты, может быть, слышал, ноги этого «Слова» растут именно из Берлина. Якобы какой-то российский эмигрант случайно купил его в лавке старьевщика, и все такое.
– А как оно туда попало? – Слепой остановился на пороге. – Или Берлин раньше тоже был русским?
– Нет, по легенде, его вывез один офицер гестапо. Тебе эту версию надо будет проверить. Но это потом, где-то на следующей недельке.
Конференция «Первозданная Русь: долгий путь возвращения», организованная Союзом возрождения Руси и Славяно-арийской академией, проходила в Доме культуры какого-то обувного завода. Сиверову пришлось долго искать это серое и угрюмое здание, расположенное на самой окраине Москвы.
Открыв стеклянную дверь, он нос к носу столкнулся с огромным бритоголовым детиной, на рукаве которого было изображение, похожее на свастику. Детина недоброжелательно окинул его взглядом.
– Добрый день, я… из газеты, – заискивающе пролепетал Глеб. – «Пермский треугольник».
– А документы есть? Удостоверение?
– Да, пожалуйста.
Парень долго изучал бэдж с крупной надписью «Пресса».
– Специальный корреспондент Петровский?
– Да, это я, – Глеб стеснительно потупил глаза.