Слезы пустыни
Шрифт:
С запасным колесом мы продолжили наше путешествие. Отец остановился в следующей деревне, чтобы купить фруктов, которыми мы поделились с пассажирами. Работа по замене колеса была жаркой и пыльной, и фрукты восхитительно освежали. Как всегда, бананы я припасла напоследок. Мо, Омер и я устроили бы соревнование, кто дальше забросит из машины банановую шкурку. Но сейчас я чувствовала себя слишком взрослой для таких вещей.
Сильно за полдень мы добрались до города. Отец сразу же отправился в гараж чинить шину, а затем уже — к брату. Я уже бывала в городе однажды, когда меня возили к китайскому врачу.
Дом, где жил дядя, оказался очень похожим на наш. По краям двора располагались четыре хижины, каждая примерно такого же размера, как наши глинобитные, но из цемента и кирпича. У них были плоские крыши, по краям которых лежал толстый слой глины, прижимавший солому. К фасаду каждого из зданий прилегала деревянная веранда, а поскольку по соседству по большей части жили загава, все это походило на нашу деревню.
Отец построил этот дом несколько лет назад, намереваясь перевезти семью в город. Его привлекал более интеллектуальный, космополитический образ жизни. Но бабуля и мама наотрез отказались покинуть деревню. Тогда отец предложил компромисс: полгода мы жили бы в деревне, полгода в городе. Но бабуля возразила, что при подобном образе жизни мы пропадем, ибо никогда не будем точно знать, какая часть нашей жизни проходит дома.
Маме дом понравился с первого взгляда, и она заявила, что здесь мне будет хорошо. Мой дядя Ахмед и его жена Самия встретили нас у входа и отвели меня в хижину, которую мне предстояло делить с двумя их дочерьми, Сальмой и Фатьмой. Девочки были немного старше меня, но отнеслись ко мне дружелюбно, и я сразу почувствовала расположение к ним. Наши кровати стояли рядом. Пол устилали циновки, на которых мы могли сидеть и делать уроки.
День я провела с родителями, устраиваясь на новом месте, а затем пришло время идти в большую школу. Рано утром я надела свою девственно-чистую форму, мама суетилась вокруг меня, а затем отец отвез нас в школу. Он уже побывал там раньше, чтобы зарезервировать мне место и внести плату за учение. Когда мы въехали через высокие ворота, у меня дух занялся от восторга. Я смотрела во все глаза на удивительное место, в которое привез меня отец.
Броская надпись на арабском и английском языках гласила: Академия Хашмы для девочек младшего возраста.
Позади обширной пыльной спортплощадки располагалась дюжина невысоких продолговатых зданий с тонкими стенами и блестящими железными крышами: классные помещения. Мы заглянули в ближайшее здание. Земляной пол, на одном конце — доска и ряды деревянных столов, рассчитанных на трех человек. Окна были без стекол, а в дверных проемах не имелось дверей. И все-таки мне это место показалось самым роскошным из всех, куда когда-либо ступала моя нога.
С другой стороны от спортивной площадки находились учительская и кабинет директора. В этих зданиях были даже прекрасные деревянные двери и стеклянные окна! В Судане к учителям, как к людям образованным, относились с огромным уважением. Именно в таких великолепных зданиях, представлялось мне, они и должны были работать.
Отец отвел меня в комнату для персонала. Он подписал несколько бумаг, согласно которым я переходила на попечение школы. Меня встретила
Я смотрела в окно, как он ведет ее обратно к машине. Они повернулись помахать в последний раз, и я заметила, что мама плачет. Я помахала в ответ, но не пролила ни слезинки. Меня слишком будоражило предчувствие предстоящих приключений.
Конечно, я не имела ни малейшего представления о темной стороне грядущих школьных дней.
Часть вторая
ШКОЛА В ПУСТЫНЕ
6
Школьные дни
И учителя, и ученицы в школе были как арабами, так и чернокожими африканцами. Мисс Шадия, чернокожая африканка — не знаю точно, из какого племени, — была моей классной руководительницей и преподавательницей математики. Я сразу же прониклась к ней симпатией и почувствовала, что это взаимно.
По счастливой случайности, у меня обнаружились способности к математике, что укрепило нашу дружбу.
В то первое утро мисс Шадия распределила нас по местам. Самые низкорослые ученицы сидели впереди, самые высокие — сзади, чтобы каждый мог видеть учительницу, а она — их, на случай, если кто-то станет плохо себя вести. Моя трехместная парта мне понравилась — она стояла примерно посередине класса, вплотную к стене. Оттуда была хорошо видна доска, но при этом я не бросалась в глаза.
Я заняла место у стены. Рядом со мной села маленькая черная девочка. Я взглянула на ее лицо, и сердце мое подпрыгнуло от радости: у нее были шрамы, выдававшие принадлежность к племени загава. Я потянулась и дружески сжала ей руку. Улыбнувшись, она пожала мне руку в ответ. Последнее место заняла девочка с арабской внешностью. Волосы у нее были уложены в длинные блестящие косички и заплетены ярко-красными лентами. Я поприветствовала ее робкой улыбкой, и она улыбнулась мне в ответ краешком губ. Теперь наш ряд из трех человек был укомплектован.
Когда поднялось солнце, железная крыша над нашими головами превратила класс в раскаленную печь. Но хуже всего было то, что все уроки велись на арабском языке. Отец обучил меня основам арабского, однако во время перерыва на ланч я обнаружила, что голова у меня идет кругом — отчасти из-за жары, отчасти от умственного напряжения, с которым я пыталась вникнуть в язык, чуждый моему племени. Я уселась на траву и стала рыться в школьной сумке в поисках бутербродов. Девочка, сидевшая в классе рядом со мной, подошла и опустилась рядом.
— Привет. Тебя как зовут? — поинтересовалась я.
— Мона. А тебя?
Я сказала ей, что мое имя Халима, но все зовут меня Ратиби.
— Ты ведь загава?
Мона кивнула.
— А ты? Ты выглядишь как загава, но где твои очки?
Она имела в виду «очковые» шрамы — два глубоких пореза на висках. Я хихикнула:
— Ну, моя гадкая старая бабуля пыталась меня порезать, но я сбежала. Видишь? — я указала на бледный шрам на щеке. — Вот тут меня поцарапали, когда я сбежала.