Слезы пустыни
Шрифт:
Женщина в изумлении воздела руки:
— Какая чушь! Это мой живот, и кому знать, как не мне, что там только один. — Она повернулась к женщине, стоящей позади нее: — Говорила я тебе — слишком она молода для доктора, верно?
Та взглянула на меня.
— И впрямь, слишком молодая с виду…
— Давай я покажу тебе, — предложила я. — Ну-ка, дай мне руку. Вот тут первая головка, чувствуешь? А теперь здесь — вторая. Это две головы. Двое детей. Говорю тебе, будет двойня.
— Ну я не знаю… Я-то эту вторую «головку» задницей считала…
Беременная
— Слыхала, что она сказала… Задницей считала… Ну дает…
Вот так мы разобрались с моей первой настоящей пациенткой. Осмотрев других, я поняла, что у большинства из них нет никаких отклонений. В основном жаловались на «кровяное давление» и хотели, чтобы я измерила его тонометром. И я измеряла. Практически никто не имел ни малейшего представления, каким должно быть нормальное давление, но уходили они счастливыми. Они видели доктора, доктор осмотрел их с помощью новомодной штуковины и сказал, что все у них в порядке. Этого было вполне достаточно.
Одна старуха потребовала, чтобы ее «полечили» как тонометром, так и стетоскопом. Я пыталась объяснить, что ни тот, ни другой прибор ничего не лечит, это просто инструменты для более точной постановки диагноза. Но старуха и слышать ничего не хотела. Почему нельзя и то и другое, настаивала она. Она достаточно плохо себя чувствует, имеет право. Я пыталась вытянуть из нее жалобу на что-то конкретное, но старуха заявила, что с нее достаточно, если какой-то из приборов ее вылечит. Она за этим и пришла.
— Просто потрогай меня вот тут этой машиной, — сказала старуха, подставляя живот для стетоскопа. — А тут вот этим, — добавила она, указывая на руку и тонометр. — Точно знаю, мне полегчает, как только ты это сделаешь.
Я послушалась, и старуха ушла совершенно счастливой. Очередь сократилась до нескольких человек.
Я подняла глаза и заметила, с какой гордостью смотрят на меня мама и бабуля. Я попросила бабулю сделать мне чашку мятного чая, поскольку изнемогала от жажды, и пошла отдыхать, попросив оставшихся пациенток извинить меня. К нам присоединились отец, Мо и Омер.
— У половины из них нет ничего серьезного, — пробормотала я. — Поэтому не делайте вид, что страшно впечатлены. Все это мог сделать кто угодно.
— Неважно, — сказала мама. — Посмотри, как они счастливы благодаря тебе.
— Но это не игра, — возразила я. — Это медицина. Это серьезно. Я не могу притворяться, что лечу людей.
— У тебя все отлично получается, — радостно заявила бабуля. — Из-за чего ты переживаешь? Может быть, ты ошиблась с двойней, но с остальными…
— Это двойня! — огрызнулась я. — Лучший диагноз, который я поставила за все утро! Меня беспокоит другое. Даже если я обнаружу высокое давление или что-то еще, я не смогу помочь. Им придется ехать в больницу.
— Ну, ты делаешь людей счастливыми, это же прекрасно, — сказал отец. — А если тебе к тому же удастся поставить диагноз, еще лучше. Женщина с двойней поразмыслит над твоими словами и одумается. Не волнуйся.
Пока мы разговаривали,
На каждом «у-ху-ху» Омер буйно вращал тазом. Я едва не вышла из себя. Как он посмел превратить мою приемную в сцену для исполнения своих дерьмовых поп-песенок? Я посмотрела на женщин. На их лицах был написан ужас. А потом Омер подмигнул мне, еще раз крутанув тазом, и я не выдержала и рассмеялась. Я просто ничего не могла с собой поделать.
— Послушайте, я знаменитый певец, а это мой микрофон, — объявил он очереди. — Мои песни передаются по всему миру. Угадайте, кто я.
— У моего брата не все в порядке с головой, — пояснила я, возвращаясь к своему столу. — Он думает, что он Элвис, известная американская поп-звезда; а Элвис умер много лет назад.
К тому времени, как прием пациенток подошел к концу, я была совершенно измотана. Конечно, я ничего не брала за свои услуги. Мне бы никогда не пришло в голову брать деньги с деревенских.
На следующий день после приема в деревне я отправилась навестить семью Халимы-знахарки. К сожалению, самой ее не стало во время моего последнего года в университете. Мы оплакали смерть Халимы и прослезились, когда ее домашние рассказали мне, как она умерла. Знахарка серьезно заболела — настолько серьезно, что не сумела вылечить себя. Такое время мы называем синья-нее — человек знает, что скоро умрет. Через два дня после наступления своего синья-нее Халима мирно скончалась. Смерть ее была легка.
Я попрощалась с ее семьей и отправилась домой. Когда я шла по деревне, все ощущалось как-то по-новому. Деревня словно напряженно замерла, чего-то ожидая и страшась. Каждый день старейшины встречались, пытаясь решить, как лучше организовать оборону села. Они продолжали спорить, бежать ли нам и прятаться — или остаться и сражаться.
Я остановилась рядом со старухами, болтающими на обочине дороги, и прислушалась к их разговору. Загава, рассуждали они, издревле воевали с арабскими племенами. Всегда побеждали мы, подчеркнула одна, так почему на этот раз должно быть иначе? Теперь вообще все иначе, ответила другая, потому что за арабскими племенами стоят важные люди: дают им оружие и машины для войны. Без этого у них никогда не хватило бы смелости — или глупости — напасть на нас.