Слезы Вселенной
Шрифт:
– Возможно, – не стал спорить Евгений Аркадьевич. – А что вам удалось выяснить?
– Начнем с того, что бригада Хомяка была вашей. Начинали они самостоятельно с крышевания сутенеров, потом решили взять проституток непосредственно под свою крышу, чтобы весь навар получать. А вы потом убедили Пятииванова заняться более крупными, то есть куда более доходными, делами. Вам была нужна своя собственная группировка, чтобы кошмарить возможных конкурентов. Бригада зарабатывала наездами на предпринимателей, вышибанием долгов и рэкетом. Возможно, они и сами выбирали объекты, но чаще вы им указывали.
– Ерунда какая! – возмутился Сорин. – Кто вам сказал такую чушь?
– Мне об этом поведал Партыко.
– Кто? – удивился Евгений Аркадьевич, задумался,
– Геннадий Партыко. Погоняло у него тогда было примитивное – Геныч. Он член той самой бригады Хомяка и единственный, кто остался в живых из всего состава группировки. Кого-то конкуренты-бандиты грохнули, а кто-то сгнил на зоне. Пятииванова, как вы знаете, застрелили недавно: бригада ведь была так себе – всего девять или десять человек. Когда они организовались, у них было всего три ржавых «девятки» – понятно, что непрестижные тачки и никто не поверит, что крутые пацаны на таких рассекают. Но вы подогнали им два внедорожника: один оформили на вашего одноклассника, второй – как раз на Партыко. Через месяц пацаны с вами рассчитались за обе тачки. Половину суммы вы взяли деньгами, а оставшуюся часть – работой. Вы им заказали сделать инвалидом молодого и перспективного футболиста.
– Зачем мне калечить какого-то футболиста?
– Вам лучше знать. Но парень тогда заключил контракт с известным голландским клубом. Об этом везде сообщали. Неужели не слышали про паренька, который с шестнадцати лет играл за смоленский «Днепр» во второй лиге, но в кубковом матче с клубом высшей лиги его команда дважды победила? Причем на поле сверкал лишь один футболист – Костя Лапников. Его пригласила наша городская команда, а когда ему исполнилось восемнадцать, парня призвали в армию и отправили служить в ЦСКА – в Центральный спортивный клуб армии. Его даже заявили на Лигу чемпионов, где он провел две игры. В первой, когда армейцы горели на своем поле, он в самом конце матча вышел на замену и забил два мяча. В ответном матче в Бельгии он забил еще два и сделал голевую передачу… Он забил еще и третий, но его не засчитали, хотя все видели, что никакого офсайда не было.
– Я не могу понять, зачем вы мне это рассказываете? Да еще с такими подробностями? – растерялся Сорин. – Если только для того, чтобы поговорить о футболе, в котором я ничего не понимаю…
– Я хочу вам напомнить о человеке, которому вы сломали судьбу. Я был тогда на первом курсе Морской академии… Матч из Бельгии транслировали поздно, но мы всем курсом сидели перед телевизором… Мы болели за нашу команду, за парня – нашего ровесника, который творил чудеса на поле; его толкали, били по ногам, хватали за майку, а он уходил от всех и забивал. Тогдашний крутой «Аякс» предложил за него такую сумму, что руководство армейского клуба отдало военнослужащего-срочника в страну НАТО, между прочим.
– И все же… – попытался остановить рассказчика Сорин, – я-то…
Но полковник юстиции махнул рукой:
– Это только присказка, и она уже заканчивается. За тур до конца первого круга чемпионата ЦСКА приехал в наш город, где, как напомню, начиналась профессиональная карьера Константина и где у него оставались друзья. Во время матча он получил травму – растяжение задней поверхности бедра, и стало понятно, что несколько матчей он пропустит, а потом улетит в Голландию на медицинское освидетельствование и подписание личного контракта. Друзья-приятели пригласили его в ресторан, где он познакомился с молодой женщиной, которая пригласила его к себе, уверенная, что мужа не будет еще дней десять… Хотя нет – она сказала, что она не замужем и безумно любит футбол. Звали ту женщину Анжелика…
– Заканчиваем разговор! – в раздражении произнес Сорин, поднимаясь с кресла. – Вы считаете, что я приказал сделать того парня инвалидом… Одним этим вы оскорбляете меня. А потому я прошу вас покинуть мой дом и не появляться здесь впредь.
– Конечно, покину, только тогда вам
– Я-то здесь вообще каким боком?
– Вот это мы сейчас и выясняем. Или вы хотели выяснять это в другом месте? Если хотите в другом, то я вынужден буду задержать вас на двое суток, а потом судья вынесет определение о мере пресечения, и, скорее всего, вы будете находиться под стражей до суда. И все это время…
Сорин побагровел, но внешне остался спокойным.
– Хорошо, – наконец согласился он, – давайте все выясним здесь. Только ответьте: зачем мне надо было заказывать избиение футболиста?
– Точно я это знать не могу, – ответил Игорь Алексеевич, – но могу предположить, что, если бы у вас были к нему серьезные претензии, вы бы заказали его убийство. А так решили только наказать за то, что он покусился на чужое. Ваша жена – эта ваша собственность. Собственность, приносящая одни убытки. Хотя, насколько я помню, ей не удалось отсудить у вас половину имущества. Она забрала лишь свои личные вещи, да и то не все… Она потом подала против вас иск за то, что вы присвоили себе ее драгоценности. Но это все к нашему разговору не имеет никакого отношения. Вы хоть и выгнали молоденького футболиста из своей квартиры, но с вашей женой он продолжал встречаться. Мне даже кажется, он ее полюбил, а может, просто испытывал к ней невероятное влечение, называемое страстью. Возможно, она была первой женщиной в его жизни. Потому и не мог он с ней расстаться. Как бы то ни было, он не вернулся домой, а остался в нашем городе. Снял квартиру, в которой начал жить вместе с Анжеликой… Я встречался с ней, и она подробно мне все рассказала. Потом она снова вышла замуж, и у нее…
– Меня это не интересует, – прервал рассказчика Евгений Аркадьевич, – бывшая жена может врать все что угодно. Давайте по существу дела…
– К Константину прибыл отец, чтобы уговорить его вернуться в Смоленск, пусть даже вместе с неразведенной женщиной. И в тот же вечер на обоих Лапниковых напали во дворе дома, в котором Костя проживал с Анжеликой. Сначала бейсбольными битами начали избивать сына, а когда отец бросился на защиту, его тоже ударили по затылку, а потом колотили и по ребрам. Ребра потом срослись, а вот зрение почти пропало… Сыну досталось больше: его били долго. В нескольких местах сломали кости ног, коленные суставы, ребра, руки, которыми он пытался прикрываться, тяжелое сотрясение мозга… Ни в какую Голландию он уже не поехал, да и с футболом все было кончено. Он почти два года передвигался на костылях, да и сейчас хромает.
– Надо же, – удивился Евгений Аркадьевич, – футболист Лапников, а сегодня еще и поэт с похожей фамилией! Хотя какая разница… То, что я застукал этого парня в своей спальне, признаю. Но меня никогда не интересовало, кто этот парень: футболист или космонавт. Он помог мне избавиться от дуры-жены, и за это ему огромное спасибо. И то, что вам рассказал какой-то Партеко…
– Партыко, – поправил Гончаров.
– Да мне трижды плевать на него. Его слово – против моего. Он – уголовник-рецидивист, а я – уважаемый человек. Но предположим… предположим только, хотя это и дико звучит, я действительно приложил руку… не руку… что я заказал то избиение. Предположим! Но ведь прошло столько лет: ведь существует срок давности, и он уже истек.
– Истек, но решение об этом в любом случае принимает судья. Но я, как вы помните, прибыл к вам, расследуя совсем другое преступление. За прошедшее после моего первого визита к вам время я посетил мордовскую колонию, в которой содержится подельник вашего бывшего одноклассника, бывшего друга и бывшего бизнес-партнера Пятииванова. Партыко не сразу пошел на контакт, но когда узнал, что Хомяка завалили, а следствие подозревает вас, то не заговорил, а запел, вспомнив все подробности.
– Но… То есть… Как меня подозревают? И что такого мог сообщить про меня какой-то уголовник?