Слишком много блондинок
Шрифт:
— Ну-у, так… — недоуменно ответила она.
— Слушай, — возбужденно зашептала я. — Мой приятель, Миша, один из самых богатых людей в России… — У Сабины расширились глаза. — Вот, — я потрясла телефоном, показывая, что самый богатый человек в России со мной на связи, — ноет, что ему одиноко и грустно, а у меня дел полон рот. Это просто ужин, а Миша просто мой друг. Пойдешь?
— А он меня не приглашал, — расстроилась Сабина.
— Он просил меня представить его красивой, отзывчивой, милой девушке
Не дожидаясь ее согласия, я быстро записала адрес того места, куда меня приглашал Миша, отдала его Сабине и отправила ее в редакцию. Сделала я это не только потому, что хотела избавиться от Миши, мне до сих пор было не по себе из-за того, как мы тогда с Аней завалились к Феде. Может, у Сабины что и получится, если дурой не будет. Хотя она уже дура… Ну и ладно, пусть сами разбираются.
Глава 46
— …знаменитая голливудская красотка Шарлиз Терон… — выпендривалось радио.
— Это она-то красотка? — вскипела я. — Да она никакая! И играет хреново, да она вообще…
— Ты не помнишь, — поморщился Паша, — кто мне говорил, что его тошнит от этого ужасного, отвратительного сборища сплетников, которые целыми днями злословят о коллегах и знаменитостях, а сами… А? — Он посмотрел на меня.
— Ты не забывай о дороге. — Я ткнула пальцем в синий «опель», юркавший по рядам. — Скользко все-таки, а тут этот чемпион по слалому под колеса бросается.
— Угу, — ехидно хмыкнул Паша.
— Ладно, — согласилась я. — Шарлиз Терон в миллион раз круче Веры Устиновой, но это просто мое личное мнение, мои, так сказать, вкусовые пристрастия. Мне не нравится такой тип лица. Имею я право высказаться?
— А кто тебе нравится?
— Ну, Моника Белуччи, это… Холли Бери, Рив Уиверспун, Шер нравится, из мужчин — Винсен Кассель, Бред Питт, Брюс Уиллис… А тебе?
— Ты. Ты самая красивая.
— Ой, какая я сволочь! — всплеснула я руками. — Я просто думала, что это не обсуждается, ты же самый красивый мужчина на свете. А кроме меня?
Он задумался.
— Анни Ленокс из бывшего Юритмикса, Джерри Ли Кертис, Ума Турман, Джульет Льюис — это, помнишь, кто в «Прирожденных убийцах»… Я считаю, что они красивые.
— Так, — помрачнела я. — Если ты считаешь, что они красивые и что я красивая, значит, они такие же красивые, как я, а раз они все, как назло, некрасивые, с моей точки зрения, то я тоже — урод? Ты меня полюбил лишь потому, что у тебя извращенный вкус?
— Конечно, — улыбнулся он. — И задница у тебя в целлюлите.
— Правда? — забеспокоилась я.
— В жутком.
— А у тебя пузо!
— А у тебя волосы над губой!
— А у тебя… —
— Ой, — спохватился он, — заговорился. Слушай, у меня трагедия. Мне в приступе помешательства позвонила мама. Она потребовала забрать мои вещи, у них типа ремонт начинается, и мне срочно нужно к ней, а то она со свету сживет. Давай я тебя домой отвезу, а потом заеду?
— Ну уж нет, я тоже хочу к твоей маме, — отказалась я.
— Из женского любопытства? — спросил он.
— Конечно.
Не могла же я упустить такой случай — посмотреть на Пашиных родителей и узнать, где он жил, какая мебель в его комнате, и очаровать его маму так, чтобы она стала называть меня доченькой. В любопытстве нет ничего стыдного, главное — быть готовым к тому, что узнаешь не совсем то, что ожидал.
— Только без нытья потом, — пригрозил Паша, и мы нырнули в сторону серых, безликих домов.
Конечно, я не ожидала увидеть убеленную сединой старушку вроде мисс Марпл или мамочку Форреста Гампа, но встретиться воочию с продуктом любви Фрекен Бок и Доктора Лектора…
— Ты ничего не можешь сделать вовремя! — вопило существо в бигудях. — О, — оно сползло по стене, — кто тебя так изуродовал? Ты что, сам себя стриг пассатижами?
Завидев меня — я не сразу вошла в квартиру, вытирала ноги, — Сирена умолкла и захихикала.
— Ой, здравствуйте, здравствуйте… Не заметила вас. — Она нервно схватилась за бигуди. — Людмила.
— Вера, — представилась я, соображая, прилично ли будет вскрикнуть: «Ах! я забыла выключить утюг» — и убежать.
— Что встали на пороге, раздевайтесь, — суетилась Людмила.
Она уже посрывала бигуди, расчесалась и пригласила нас выпить чаю. Мы прошли в гостиную и сели за овальный стол, покрытый белой скатертью. Чтобы мы не загадили скатерть, она постелила на нее клеенку, а поверх клеенки положила пластиковые коврики для тарелок. Только мы принялись за крепкий, ароматный чай с шоколадным тортом, Людмила, изобразив на лице страдание, обратилась к Паше:
— Сынок, ты как, еще не бросил…
Паша мрачно глянул на маму и, с тяжелым вздохом, спросил:
— Ты о музыке?
Людмила кивнула так, словно само слово «музыка» доставляло ей непосильные мучения. Паша отвернулся. Мне, конечно, хотелось узнать, почему мама так плохо относится к его работе, но я решила не усугублять, тем более Паша пнул меня ногой.
— А вы чем занимаетесь? — теперь ее неудовольствие грозило мне.
— Я работала ведущей в ток-шоу «Женская линия».
— Ах, — расцвела мама. — Точно-точно, а я-то думаю, что мне ваше лицо знакомо! — выразив удовлетворение, мама перешла в атаку. — А сколько же вы получаете?