Слишком много щупалец

Казаков Дмитрий Львович

Вот такие они, просвещенные и законопослушные европейцы…

– Сначала двинем на юг, – решил Хенрик. – Там пара мест интересных, и раукар к востоку от Сундре…

Мы покрутились по узким улочкам Висбю и через ворота в древней крепостной стене выбрались из города. Бартоломью, устроившийся на заднем сиденье, наладился подремать, а я принялся бдительно таращиться по сторонам. Чтобы ни в коем случае не пропустить «один из Кругов, который оставила пята того, чье имя мертво».

Что ни говори, а бредил пан Твардовский красиво.

Готланд –

место странное, стоит проехать несколько километров, как пейзаж меняется разительно: неприветливые, хмурые скалы, затем густой лес, почти такой же, как у нас, в России, ему на смену идут пологие холмы, заросшие кустарником, а вот что-то, напоминающее африканскую саванну…

Я мог бы полюбоваться этим, если бы не наш водила.

Хенрик счел долгом рассказать «глупым туристам», интересующимся древними странностями, все местные байки. Я узнал и про фермера Бьерна Энгстрема, десять лет назад нашедшего рекордный клад в семьдесят кило серебра, и про то, что на Готланде бывал и Олаф Святой, и ярл Биргер, и Кнут Великий, и даже чуть ли не Харальд Прекрасноволосый.

– Мы не шведы! – поучал меня подданный шведской короны. – Мы – готландцы, и история у нас особая! Да, кстати, вот погребальный курган десятого века, пока не раскопан. По слухам, тут лежит ярл Эйрик Борода До Пупа, кровожадный разбойник и вроде бы даже колдун…

Мы остановились, и я добросовестно поднялся на курган, потоптался на плоской вершине. Ничего особенного при этом не ощутил, вернулся в машину, и синий «Форд» покатил дальше.

Еще один курган, побольше, обнаружили неподалеку от деревни Клинтенхамн, и тут ко мне соблаговолил присоединиться проснувшийся Бартоломью. Нежданно-негаданно в худреде взыграла его «душа живописца», и он заявил, что немедленно должен все это зарисовать.

Вниз по склону Антона пришлось тащить чуть ли не за ухо.

Перекусить мы остановились в Сундре, небольшом селении неподалеку от южной оконечности Готланда. Набили желудки жареной рыбой, отправились дальше и вскоре увидели первый раукар.

Выглядит это явление природы солидно – каменистый пляж, и из него торчат известняковые столбы, похожие на статуи острова Пасхи. Некоторые у основания тоньше, чем вверху, другие смотрятся так, словно их долго полировали.

– Ух ты… – сказал потрясенный Бартоломью, ну а я хоть и промолчал, про себя с ним согласился.

Это не просто «ух ты», это даже нечто большее.

– Что, понравилось? – спросил Хенрик, довольный тем, какое впечатление произвели на нас каменюки. – Их больше всего на северо-востоке, а самые известные – на острове Форё. Туда обычно все гости катаются, на дом Бергмана посмотреть и на раукары.

Язык у этого бравого нешведа был гибким и шустрым, словно у итальянца: на каждые десять километров дороги в среднем приходилась одна байка – про соседей нашего водилы, про завоевание Готланда датским королем Вальдемаром Четвертым, про русскую оккупацию Висбю в тысяча восемьсот восьмом году…

Уши

мои, честно говоря, начинали болеть, а терпение – истощаться.

Мы осмотрели несколько захоронений на берегу напротив островка Юттерхольмен, и тут наш водила упомянул о некоем «Торовом замке».

– Это что такое? – спросил я, просто чтобы прервать бесконечный монолог Хенрика.

– А никто не знает. Одни говорят – могила знаменитого мертвого викинга, другие – старый храм, еще языческий, третьи и вовсе полагают, что ничего там нет и слава у этого места дутая. Добираться к «Торову замку» сложно, поэтому туристов туда не возят. Там тоже есть что-то вроде раукаров, и они кругом стоят…

Кругом? Где-то в мозгу у меня прозвенел звоночек.

– Давай туда! – скомандовал я. – Причем очень-очень шустро, а еще лучше – в молчании.

Последнюю часть просьбы этот засранец проигнорировал.

После городишки Югарн мы свернули прочь от моря и поехали по местам диким и неприветливым. Единожды наш возница остановился, чтобы проконсультироваться с бородатым фермером, что катил куда-то на маленьком тракторе, ярко-красном, точно знамя Октября.

Бородач величественно повел дланью, и мы двинулись в указанном направлении.

– Вот, прибыли, – сказал Хенрик, когда дорога, давно ставшая проселком, закончилась. – Вон туда, наверх, дальше. Только лестницы нет, и лифта тоже не построили.

И он захихикал – тоже мне, сам-себе-Задорнов нашелся.

– Так дойдем. – Я поглядел на Бартоломью и перешел на русский: – Ты со мной, Антон.

Мы покинули «Форд» и двинулись вверх по довольно крутому склону холма, заваленному разнокалиберными камнями. Когда поднялись на вершину, у меня захватило дух – открылся вид на зажатую скалами долину, похожую на след от каблука какого-нибудь миллион пятого размера.

Тут имелись столбы, напоминавшие раукары, только были они темно-бурыми, цвета свернувшейся крови. В центре окруженной ими площадки виднелась плоская белая плита, то ли жертвенник, то ли надгробный камень.

– Не нравится мне тут, – сказал Бартоломью, поеживаясь и оглядываясь.

Единственным звуком, что нарушал тишину, был свист ветра. Серые скалы молчали, пряталось за горизонтом море, и безмолвно скользили по синему небу белые облака. И все же имелось тут нечто тревожащее, заставлявшее желудок сжиматься в комок.

– И мне, – голос мой прозвучал робко, почти испуганно. – Но это значит, что мы на правильном пути. Тайны вроде тех, о которых говорил Твардовский, и нужно прятать в таких местах…

Полсотни шагов до круга из камней мы проделали минут за десять – пришлось бороться с нежеланием идти вперед. Когда я оказался между двумя бурыми раукарами, стало легче, давление на мозг не исчезло, но ослабело.

Тут, рядом с плитой жертвенника, царило полное безмолвие.

– Ха, Антон, смотри, – сказал я, испытывая настоятельное желание нарушить его. – Закорючки!