Сломанная нота

Аларкон Нелия

Его вскинутая бровь говорит об этом. Он удивлен вопросом.

— Нет.

Мой язык высунулся, чтобы смочить губы.

— Ты когда-нибудь продавал наркотики?

Он наклоняет голову, пытаясь понять меня.

— Это было два вопроса.

Я понимаю, что переборщила. Я киваю и жестом приглашаю его уйти.

— Но ответ — нет.

Я резко выдыхаю.

Датч смотрит мне прямо в глаза.

— Я не принимаю и не продаю наркотики. Кто тебе это сказал?

— Никто.

Это ложь, но он меня не спрашивает.

Мои

мысли быстро проносятся в голове. Датч, похоже, был искренне озадачен моим вопросом. Он мог бы соврать про наркотики, но не думаю, что ему удалось бы подделать это недоуменное выражение лица.

Узлы в моем желудке немного ослабли.

Но это поднимает другие вопросы.

Например, почему Джарод Кросс сказал мне, что Датч продает наркотики? Он искренне заблуждался или есть что-то большее, что я упускаю?

Раздраженный этой загадкой, я обращаюсь к нему.

— Я сделала два оборота. У тебя есть еще один вопрос.

— Каково это было в ту ночь? Когда к тебе впервые прикоснулись таким образом?

Я замираю.

Датч смотрит на меня, в его глазах вызов. Жду.

Я вспоминаю, как его пальцы скользят по моей спине. Его губы на моей шее. Его ласки до синяков.

Тяжелый, пронизывающий жар охватывает меня. Он липкий на моей коже. Как дождь. Такой, который прижимает одежду к телу и вызывает желание открыть рот и пить.

Взгляд Датча искушает меня на плохие поступки. Очень плохие.

Я вытряхиваю из куртки плечи, радуясь, что избавилась от этого слоя.

Мне тоже становится жарко.

Он изучает каждое мое движение, ища что-то конкретное.

Я не дам ему этого. Что бы он ни хотел. Что бы он ни искал. Он никогда не получит этого от меня.

— Твоя экономка, Мартина, была в Redwood в день пожара. Она действительно ничего не видела?

Губы Датча сжались в тонкую линию. Он стягивает рубашку через голову и отбрасывает ее в сторону.

Я удивлена. Неужели он что-то знает о пожаре?

Мысль расплывается, когда я скольжу взглядом по его чернильной коже и прессу. Черт, да он просто прекрасен. Датч замечает, что я пускаю слюни, и корчит такую раздражающую ухмылку, что мне хочется его ударить.

Я быстро отвожу взгляд.

— Почему Вай сбежала той ночью? Настоящая причина. Не та, которую ты мне назвала.

Мое сердце колотится. Я не расскажу ему о маме. Ему не нужно видеть эту сторону моего сокрушения. Я не позволю ему прикоснуться к этим осколкам.

Потянувшись вниз, я пытаюсь снять туфли.

— Ты снимешь их последними. — Приказывает он.

Мои глаза горят, когда я смотрю на него.

Он смотрит на меня в ответ, осмеливаясь бросить вызов.

Меня трясет, но это не от гнева.

Это потребность.

Чистое, раскаленное до бела желание.

Я хочу раздеться.

Я хочу видеть его глаза, как они сверкают, как темнеют.

Позволить ему смотреть,

но не прикасаться.

Позволить ему хотеть, но не иметь.

Этого достаточно, чтобы превратить меня в дым.

Медленно я берусь за молнию на платье и опускаю ее вниз. Металлические зубцы, расстегивающиеся дюйм за дюймом, издают шум, который разносится по комнате.

Лицо Датча напряжено. Он напряженно держит себя в руках, пальцы сцеплены по бокам, потребность горяча и очевидна на его покрасневшей коже. Пот стекает по моей шее, и я вижу, что его лоб тоже покрыт капельками пота.

Платье оседает вокруг моих лодыжек. Я выхожу из него. Смахнула его туфлями.

Бюстгальтер. Колготки. Трусики. Туфли.

Вот и все.

Все, что стоит между мной и его жадными, жестокими глазами.

— Ты что-то не договариваешь о пожаре? — Тихо требую я.

Мышцы на его челюсти напрягаются. Звук расстегивающейся молнии превращает мои внутренности в кашу, и я сильно прикусываю нижнюю губу. Он расстегивает брюки и стягивает их, не сводя с меня глаз.

Я отказываюсь опускать взгляд ниже его V-образной линии. Не позволяю соблазну взять верх. Отказываюсь признать, что жар в моей сердцевине как-то связан с тем, что он не раздевается.

— Осторожно, Кейди. Как только это снимется, игра закончится. — Поддразнивает Датч.

— Игра закончится, когда я скажу, что она закончилась. — Огрызаюсь я.

Он смеется, этот темный, извращенный смех, который обещает боль и удовольствие в равной степени. Этот звук пугает меня. По моему телу пробегает дрожь.

— Моя очередь. — Все его лицо темнеет, глаза прожигают меня до хруста. — Ты нашла человека, который заложил кольцо и оставил наличные под твоей кроватью?

Еще один вопрос о маме.

Я тянусь за спиной, чтобы расстегнуть лифчик, мое тело сжимается в предвкушении.

Датч делает огромный шаг вперед, захватывая мое запястье под своей огромной мозолистой рукой. Его запах затягивается вокруг меня, как канат. Янтарные глаза заглядывают в мои собственные, посылая предательские токи по венам.

Он обратил мое собственное тело против меня. Куда делись семнадцать лет самоконтроля?

— Я собираюсь снять это с тебя. — Дышит он.

Тихо. Спокойно. И все же он предъявляет свои права. Требует права собственности.

Когда я говорю, мой голос груб и ломок.

— Это не правило...

— У тебя есть еще один вопрос, Кейди. Еще один вопрос, прежде чем мой самоконтроль иссякнет и я буду метить каждый дюйм этого тела, пока сидение, вставание, чертов душ не заставят тебя думать обо мне.

Я дрожу, чувствуя, как учащается пульс и сжимаются легкие.

Его глаза — две лужицы темных обещаний, а рот — резкая полоса угроз и жара.

— Почему ты так со мной поступаешь? — Прохрипела я. — Почему я, а не какая-нибудь девушка из твоего мира?