Сломанные вещи. Часть 4 из 4
Шрифт:
Шмель подключается оживлённо:
– Я тоже не против глянуть на армейские эксперименты – естественно, как и сказал коллега, за соответствующую оплату. Любопытно, куда идёт прогресс.
Каракурт бурчит:
– Мне – нет.
Шмель хмыкает снисходительно.
– Ой, да все знают, что ты врушка-завирушка.
С заднего сиденья раздаются дружные смешки, и я смотрю на Каракурта, недовольно поджавшего губы. Уж не значит ли это, что у него стоит контроль эмоций?
– Ну что? – Паук поднимает вверх указательный
Каракурт, демонстративно закатив глаза, озвучивает скучающим тоном:
– Наше общее мнение таково, что мы по-прежнему заинтересованы в этом заказе. Однако всплывшие детали требуют совсем другой оплаты – по тарифу максимальной сложности.
– Хорошо, – с опаской говорю я. – И сколько это?
– Пять тысяч каждому. Итого пятнадцать.
Все внутренности падают в пятки. Не уверена, сколько осталось на счёте после того, как я отдала им восемь, но вряд ли больше десяти. А отец, понятно, не согласится.
– Это окончательно?.. – оглядываю мужчин, надеясь на чудо.
Но на их лицах, конечно, непоколебимая уверенность. Естественно, ведь они продают свои услуги за деньги. Нет денег – нет услуг. И только что я – сама, никто за язык не тянул – лишила Сина возможности спасения. Как можно быть настолько идиоткой?
Вот теперь точно, я больше не могу. Отвернувшись к шоссе – которое ведёт вперёд, к дому Марка Силана, но что теперь в этом толку, – я закрываю лицо ладонями и чувствую, что всё кончено. Всё. Как было в той песне? «Это конец, мой друг». От этого воспоминания подступают слёзы.
Но вдруг Голос-в-голове говорит: Сейф.
Сейф с оригиналами документов, компрометирующих отца. Вообще-то я не собиралась как-либо его использовать, никогда. Хотя я и копии не собиралась использовать, но смотрите, как всё обернулось. А сейф – это лишь успокоительное средство, для осознания, что у меня есть некоторая власть над отцом и над жизнью. Он бы стоял себе закрытый, а после моей смерти затерялся окончательно.
Но теперь я всерьёз обдумываю возможность обнародовать его существование.
Голос Каракурта:
– Видимо, это значит «нет».
И я решаюсь. Отнимаю руки от лица. Смотрю на пустынное шоссе впереди. И говорю:
– Мне нужно позвонить.
Выхожу из машины. Холод набрасывается со всех сторон, забирается под тонкую водолазку, и я только сейчас осознаю, что на мне нет куртки, – так торопилась за наёмниками, что забыла её в прихожей.
Недолго думая, спрыгиваю с обочины шоссе на землю и отхожу подальше от автомобиля. Впереди расстилается пустынное поле, тут и там прихваченное изморозью, вдалеке видна тонкая полоска деревьев. Низко над горизонтом замерло солнце, окутанное мутной дымкой. Непривычная тишина вокруг.
Все мышцы напряжены – и от холода, и от переполняющих эмоций. Набираю номер.
–
Язык словно отнялся. Кое-как собравшись с духом, заставляю себя выговорить:
– Они хотят увеличения оплаты. Пять тысяч каждому.
Молчание в ответ. Но я уже дошла до такого предела, что даже не страшно. Просто жду ответа.
Наконец раздаётся голос – спокойный, медленный, словно уставший.
– Как предсказуемо. Почему твоё вмешательство всегда приносит проблемы?
Но я не буду отвлекаться на чувство вины. Сейчас не до того.
– Каков твой ответ?
– Мм, то есть это я должен оплатить? Ты завела сомнительного питомца, не обеспечила никакой безопасности в связи с этим, теперь ты, очевидно, мило поболтала с нашими друзьями… И рассчитываешь, что я буду платить за каждое твоё действие?
– Ты тоже заинтересован в результате.
– Вообще-то нет. Думаю, мы найдём другой вариант.
– Нет! Я сказала, мне нужен этот.
– Алетейя. Теперь, после твоего вмешательства, это невозможно. У меня нет такой суммы.
Щелчок знаменует собой конец разговора.
Дрожа от холода, я смотрю на расстилающееся впереди пространство: далеко впереди белёсое поле переходит в белёсые облака, а чуть выше висит маленькое мутно-белое солнце. Зимнее, не дающее ни единого согревающего луча.
Набираю номер снова.
– У меня есть ещё одно предложение. Те документы, о которых мы говорили раньше, – копии. Я отдам сейф с оригиналами, но он стоит дороже. Пять тысяч каждому из них.
Мой голос будто принадлежит не мне, я слушаю его со стороны, удивляясь, что стою посреди загородного поля и торгуюсь с городским судьёй за сейф, о существовании которого он никогда не должен был узнать.
После паузы отец спокойно говорит:
– Есть что-нибудь ещё, что может меня заинтересовать?
– Нет. Это всё.
– Тогда жду полные данные по этому сейфу. Переведу аванс, когда получу содержимое. Если оно соответствует описанию. И, как я сказал ранее, дальше ты сама за себя.
– Договорились.
От холода меня уже бьёт крупной дрожью, и набирать цифры замёрзшими пальцами непросто. Медленно возвращаюсь к машине, печатая на ходу, попутно стараясь не подвернуть ногу на неровной земле.
Наконец-то бухнувшись на прогретое сиденье, выговариваю, всё ещё продолжая стучать зубами:
– Скоро переведёт аванс.
Шмель и Паук довольно переглядываются, а Каракурт благодарно склоняет голову.
Однако мы продолжаем стоять. Изредка мимо проносятся автомобили. Некоторые – назад к Бергену, другие – вперёд, куда и я хотела бы направиться как можно скорее, но мы стоим. Все молчат. Каракурт задумчиво смотрит вперёд, левой рукой поглаживает подбородок, а правой – барабанит по рулю.