Сломанные вещи. Часть 4 из 4

Орлова Марина

Но сейчас мне повезло. Отец заходит в квартиру деловито, чётким шагом, собранный и уверенный в себе. Считает, что контролирует ситуацию, – следовательно, бить не будет. Мельком поморщившись в сторону моих розовых волос, проходит мимо, разворачивает барный стул к гостиной и усаживается, выпрямив спину, словно на троне.

– Перейдём сразу к делу. Кому было известно, что ты держишь дома утерянное государственное имущество? – В ответ на мой взгляд он раздражённо взмахивает рукой. – Робота, Алетейя! Милостивые боги, не надо изображать

невинную овечку. Твои прихоти всегда обходились мне слишком дорого!

От удивления в голове становится пусто. Нужно быть собранной, думать быстро и ясно, а я застопорилась без единой мысли в голове.

Так ничего и не придумав, ляпаю напролом:

– Он у тебя?

На лице Владимира Александэра – выражение такого разочарования моими умственными способностями, что я в очередной раз сомневаюсь, его ли я дочь.

– Нет, – тон размеренно-ядовитый, будто он разговаривает с последней тупицей, которой нужно разжёвывать очевидное. – Тот человек, у которого твой робот, представь себе, меня шантажирует.

Виновато переминаюсь с ноги на ногу, втягиваю шею, чтобы избежать этого ледяного взгляда, обращённого на меня с высоты барного стула. По факту эта «высота» не особенно большая, но изнутри ощущается так, словно он – на вершине самой высокой горы мира, а я униженно ползаю в пропасти.

– Ты знаешь, кто он?

Не выдержав, отец срывается:

– Алетейя, ты!.. Если бы я знал, очевидно, я бы не терял время на разговор с тобой. Так что? Кто в курсе?

Я беспомощно качаю головой. Знал только Дэн, но его больше нет.

– Ладно. Что ещё? К чему мне готовиться?

– Что?..

– Робот был только один? Что ещё у них на тебя может быть?

– Ничего особенного…

– Ничего особенного! – он раздражённо рычит. – Кроме проклятого робота! Как и ожидалось, толку от тебя никакого. К счастью, у меня есть более полезные контакты, надеюсь, они выяснят, кто этот смельчак. А что касается тебя, – он взмахивает указательным пальцем, – ещё одна такая выходка, и мы обсудим твоё пребывание в исправительном заведении.

Страх не даёт дышать. Долбаный страх. Всегда, если отец рядом. Всегда, если я виновата. Вот и сейчас я неловко топчусь перед его стулом, мечтая сгореть на месте. Но нужно бороться. Я должна бороться!

– Он точно у них? – по крайней мере, мой голос не дрожит.

– Вот об этом я и пришёл поговорить. На фото выглядит похоже. Этот человек сказал, что робот в единственном экземпляре. Ты что-нибудь знаешь об этом?

Вспыхивает безумная надежда: что, если это не Син? Рэд? Ведь органика не разлагается, может, его тело сохранилось до этого момента, каким-то образом попало к шантажисту? Или это совсем другой робот, ведь армия могла сделать нового? Но где тогда Син? Нет, самое простое объяснение – самое вероятное. Это он. Хотя мысли в голове путаются, и я уже ни в чём не уверена.

Осторожно говорю:

– Раньше был ещё один, но тот вроде как уничтожен. Два года назад. Скорее всего… Значит, они хотят деньги?

– Да, ситуация выглядит стандартно. Деньги в обмен на улику. После этого,

если ты действительно не натворила ничего больше, я смогу наконец-то улететь в отпуск, которого ждал три с половиной года. Между прочим, из-за всей этой истории мне пришлось поменять билеты.

Чувствую, как ярость закипает, наполняя меня уверенностью в себе. Наконец-то!

– «Улику»?

Отец смотрит непонимающе, и это раздражает ещё больше.

– То есть моего робота.

Закатив глаза, он страдальчески тянет:

– Алетейя, он не твой! Он государственный! Хотя откуда тебе знать разницу? Я всегда шёл у тебя на поводу. И вот результат! Меня укоряют тем, что моя разбалованная дочь не знает удержу в сомнительных развлечениях и не видит разницы между своими вещами и государственными. И, вообще, это совершенно справедливо.

– Он – не вещь!

Проклятье, зачем я это ляпнула? Молчала бы себе… А теперь отец вскидывает подбородок, поднимает указательный палец на уровень моих глаз и возвышает свой хорошо поставленный голос:

– Алетейя! Главная проблема, почему ты никогда не сможешь стать успешной в жизни, – это то, что ты не умеешь отличать важное от второстепенного. Ты всегда цеплялась к мелочам. Ответь мне, какая разница, как это назвать, – «улика», «предмет», «имущество»… Никакой! У меня пропал билет в первый класс, придётся лететь третьим, а ты устраиваешь сцену из-за терминологии! Могла бы хоть раз подумать о других, а не только о себе.

– Ладно! Хорошо. Значит, робот у них. Они отдадут его за деньги. И ты… конечно, мне его не вернёшь?

Я знаю, какой будет ответ. Естественно, знаю. В детстве я не раз просила отца. Плакала, умоляла. Даже как-то встала на колени, на что он ответил: «Алетейя, ты не на сцене, иди в свою комнату». Ни разу это не помогло. Даже наоборот, ему хочется получить ещё больше. Чтобы рыдали, пресмыкались, целовали ноги. И что же он в итоге ответит? «Нет». Всегда только «нет». Я поклялась себе, что никогда больше не буду унижаться перед ним. Но сейчас – приходится ради Сина.

По лицу отца уже расползлось выражение, которое я ненавижу больше всего, – смесь превосходства, наслаждения властью и снисходительной усмешки. Нет, чуда не будет и на этот раз. Он знает, что контролирует ситуацию полностью и может отомстить мне за все случаи непослушания. Возможно даже, что он пришёл сюда не ради болтовни о деталях шантажа, а именно ради этого момента.

Господин городской судья изящно опирается локтем на барную стойку рядом и начинает размеренную речь:

– Алетейя, я забочусь о твоём благе, раз уж ты сама не можешь позаботиться о себе. Ты, очевидно, не понимаешь, что это армейский робот. Не развлечение, а оружие. Между прочим, мне стоило немалых денег восстановиться после того инцидента. Не говоря уж о том, что он не приобретён официально, а украден. Я не могу позволить своей дочери держать в доме краденные вещи, тем более, принадлежащие государственной армии. Ты же понимаешь, что это безумие? Этот робот должен исчезнуть как можно скорее.