Сломанные вещи. Часть 4 из 4
Шрифт:
За годы общения с ним я поняла, что нужно иметь в запасе кое-что получше слёз. Очевидно, что козырь в рукаве пора использовать. Но как это сделать? Вытащить из кармана нож и проткнуть руку – слишком безумно, пафосно, глупо. Пойти в спальню и активировать банковскую ячейку через компьютер? Слишком долго, я уже не помню точный алгоритм, сотрудник банка объяснял, но это было давно…
Что ж. Остаётся только вариант блефовать. Получится ли? А главное, та ли это ситуация? Не пожалею ли я, что слишком быстро достала единственный козырь?
Неожиданно вступает
Перевожу дыхание. Расслабляю напряжённые плечи. Добавляю на лицо лёгкую улыбку.
– Хорошо. Тогда поговорим об уликах. Я хотела сделать тебе сюрприз на день рождения, но раз такое дело… Ты, случайно, приехал сюда не на «Майоратти Нова»? Той самой, которую тебе подарил один известный бизнесмен вскоре после того, как ты оправдал его сына.
Отец фыркает снисходительно, однако я настойчиво продолжаю:
– А через два месяца другой господин благополучно вышел на свободу, потому что улики показались судье недостаточно убедительными. И это странным образом совпало с появлением значительной суммы на одном анонимном банковском счету… Вот только у меня есть бумаги, которые проливают неожиданный свет на этот счёт – не такой уж он и анонимный. Как и пять других счетов, по которым имеется полный список транзакций. Также есть кое-какие аудиозаписи, там даже звучат имена… Да, это было давно, но срок ответственности ещё не истёк. А ведь помимо полиции в таких данных заинтересованы и другие люди – те, которые были очень расстроены твоими приговорами.
Он спокойно дожидается конца моей речи и рассудительно говорит:
– Алетейя, работа судьи тяжела. Однако кто-то должен брать на себя ответственность и принимать решения в сложных, неоднозначных ситуациях. Да, эти решения не всем по нраву. Тем не менее, я в первую очередь руководствуюсь соображениями общественного блага. Поэтому мои симпатии всегда были на стороне людей, которые хранят наше общество, поддерживают в нём стабильность, и, в конце концов, ведут нас всех в верном направлении. Эти люди могут ошибаться в частностях, как и любой из нас, однако в целом они – столпы нашего порядка и культуры.
– То есть преступники – это оплот нашего общества?
– Не занимайся софистикой. Ты передёргиваешь мои слова.
– Я занимаюсь софистикой?! Ты получил машину за то, что оправдал урода, изнасиловавшего и убившего двух девушек!
Отец снисходительно качает головой. Абсолютно спокойный.
– Очевидно, хорошо, что ты не пошла в юриспруденцию. С подобным подходом там делать нечего.
– Это с каким таким «подходом»?!
– Ты не знаешь обстоятельств дела, но с ходу осудила обвиняемого. Ты бы раздавала смертные приговоры налево и направо, основываясь только на собственных эмоциях и слезливых историях из сети?
Меня словно окатывает холодной водой. И я не знаю, что ответить. Как ему всегда удаётся выставить меня тупой истеричкой?
Голос-в-голове холодно заявляет: Может, ты такая
Пока я хлопаю глазами в замешательстве, отец вкрадчиво тянет:
– Алетейя, зачем тебе эти игры? Ты расстроилась из-за робота? Хорошо, я куплю тебе нового. Никогда не мог устоять перед твоими просьбами! Помнишь того огромного динозавра, которого мы везли домой на крыше такси? – он добродушно улыбается.
Раз! – и я снова чувствую себя маленькой девочкой, полностью зависящей от всемогущего отца. Волшебство и магия.
Голос-в-голове шепчет с опаской: Соглашайся. Не зли его. Ты же помнишь, что было в прошлый раз? Не противоречь! Тебя некому защитить, а сама ты не сможешь. Ничего не получится. Так что улыбнись и скажи, что пошутила.
Но я сжимаю кулаки. Нужно выглядеть спокойной и уверенной. Не показывать уязвимость.
– Не надо мне ничего покупать. Я хочу конкретно этого робота. В нормальном состоянии.
– Алетейя, хватит этих глупостей, – тон отца мгновенно становится ледяным, командным. – Зачем тебе всё это? Хорошо, если хочешь, сделаем точную копию. Не будет никакой разницы.
Прячу руки за спину – нельзя, чтобы он заметил, как дрожат пальцы.
– Я не хочу копию.
На лице господина судьи растекается наигранное удивление. О нет, приготовься, Лета, сейчас он тебя раскатает. Впрочем, отступать некуда, так что придётся терпеть.
– Именно этого, значит… – тянет отец с понимающей улыбкой, от которой тошнит. – Что ж… Да, я слышал, современные технологии позволяют запрограммировать что угодно, проявление любых эмоций. Я не осуждаю тебя. Конечно. У тебя никогда не складывались отношения с мужчинами, а каждой девушке хочется… быть как все. Ох уж эти женские фантазии! Романы! Как в кино! Я могу это понять. Но ты же осознаёшь, что это лишь программа?
Я молчу. Нужно просто молчать.
Отец разочаровано качает головой.
– Ох, милая, ты же не серьёзно! Вот, – он вновь поучительно поднимает указательный палец, – именно поэтому я поддерживаю закон об ограничении роботехники. Нашему обществу это не нужно! Моей семье это не нужно! Алетейя, найди мужчину, заплати ему, в конце концов. Хочешь, я заплачу? Но это будет правильно! Естественно! И гораздо больше похоже на правду, чем… вот это.
Пусть болтает. Я привыкла. Я могу выдержать все эти эмоции, ничего нового. Однако есть кое-что сложнее – не просто вытерпеть, а ответить. И чтобы голос не дрожал.
– Вернёмся к делу. У меня есть документы, и меня интересует робот – именно этот, в нормальном состоянии. Если нет – всё уйдёт журналистам. Твоя драгоценная честь, за которую ты так трясёшься, будет опорочена по полной программе. И даже если ты закроешь меня в пансионате или я умру, это не станет препятствием. Я всё равно контролирую процесс.
Отец недоверчиво рассматривает моё лицо.
– Неужели ты готова навредить собственной репутации и репутации нашей семьи, рискуя оказаться в тюрьме за государственную измену, только ради обладания этим предметом? У меня складывается впечатление, что я тебя совершенно не знаю.