Сломанный мир
Шрифт:
— Мой Гэрэл… Ты, должно быть, ненавидишь меня за то, что я дала тебе жизнь — привела в этот ад. Я трусиха. Я просто хотела разделить с кем-то свое одиночество. Прошу, не презирай меня за слабость…
— Я не презираю, мама, как ты могла такое…
— Я знаю, что должна жить этим миром. Но ведь, понимаешь, человек, который оказался в тюрьме, будет пытаться из неё выбраться… Разве это слабость, что я продолжаю думать о доме, который остался за тюремной решёткой?
Он отрицательно мотает головой. Он не знает, слабость это или нет. Он просто хочет видеть ее здоровой и счастливой.
— Там
— И войн тоже нет?
Мать задумчиво потирает висок тонкими пальцами.
— Не знаю… Не помню… Наверное, нет…
Несколько мгновений они молча смотрели друг на друга. Как вообще можно было разглядеть это в таком, как он? Как кому-то вообще могло прийти в голову, что его жизнь, состоявшая из войн, интриг, предательств и — тут народная молва не врала — развешанных по столбам трупов, имеет какое-то отношение к мечте изменить мир к лучшему? «Ложная тоска по иному, никогда не существовавшему миру»… Почему он описал это именно такими словами?
Гэрэл надеялся, что его лицо остается непроницаемым.
— Вы — идеалист. И как же вы собираетесь... починить мир?
— Я пока не знаю, — серьезно сказал Юкинари. — Я надеялся, что вместе мы сможем что-то придумать.
— Вместе? — иронически переспросил Гэрэл.
Юкинари молчал.
— Где-то на этом месте вы должны позвать меня к себе на службу, — Гэрэл попытался усмехнуться, но вышло, кажется, не очень убедительно.
Юкинари не улыбнулся и не отвел взгляд.
— Да, — сказал он тихо, — в какой-то момент я представил, что мы могли бы создать эту страну и править ей вдвоем, рука об руку. Но сейчас я подумал, что ваши амбиции, наверное, не ограничиваются постом военачальника, — извините. Во всяком случае, в моей стране вы этой должностью вряд ли удовлетворитесь: Рюкоку долгое время была мирным государством и здесь совсем иначе относятся к воинскому сословию, чем у вас дома… Мы с вами уже как-то говорили об этом. В Чхонджу военным чинам оказывают больше почёта, чем гражданским, и тот, кто командует войском — без пяти минут император. У нас же переняли глупую северную традицию осуждать военных и смотреть на них свысока. Вы, должно быть, хотите большего…
Гэрэлу к этому моменту удалось отогнать наваждение и почти что взять себя в руки. Он сказал:
— Нет, я не настолько властолюбив. Я не тешу себя надеждой, что ваш народ, помешавшийся на аристократическом происхождении и богоизбранности, когда-нибудь признает меня царём. И не буду врать, что не хотел бы вам служить — я восхищаюсь вами, как, вероятно, восхищается любой, кто вас видит. Но если бы вы знали о моем происхождении, вы бы поняли, почему ваш народ никогда не примет меня. Ни как военачальника, ни в каком-либо ином качестве. Я…
Он замолчал, осознав, что и так сказал много лишнего, и сменил тему:
— Я тоже думал о мире, который вы мне сейчас описали. Вы заслужили немного откровенности, так что признаюсь — я думал о нем неисчислимое множество раз ещё с тех пор, как был мальчишкой. Я старше вас, так что у меня было больше, чем у вас, времени на размышления. И я понял, что это невозможно. Такой мир может быть только придуман. Вы хотите, чтобы наши народы смешались между собой и взяли друг у друга всё лучшее, но такого не будет. Вы мечтаете о стране, где будут
— Силой, — сказал Юкинари. Он ответил быстро, а значит, был готов к такому вопросу. — Поначалу — силой. Неприятно признавать это, но вы правы — люди не любят меняться. Но сами по себе они не плохие — просто их надо немного подтолкнуть. Пройдет время, и они всё поймут и сами ощутят необходимость в таком государстве.
— Хорошо, — сказал Гэрэл, которого такой ответ не очень удивил, — допустим, так и будет. Вы прекрасный правитель. Может быть, гениальный. Вы мечтатель, но можете, когда требуется, мыслить практично; вы искренни в своем желании сделать мир лучше, что само по себе редкость; обычно все, что интересует людей — как заполучить власть, но при этом им совершенно неинтересно как-то ей распоряжаться, — не удержался он от колкости в адрес Токхына. — И все же этот ваш мир невозможен. Если проследить историю наших государств, можно увидеть, что она постоянно повторяется. Появляется талантливый правитель, такой, как вы, который поднимает страну из руин, основывает новую династию, одерживает победы, заключает союзы... Но за подъемом неизбежно следует упадок — империя распадается, вновь погружаясь в хаос. На то, о чем вы мечтаете, нужны даже не десятки, а сотни лет — и все это время власть должна удерживаться в руках одного-единственного правителя, что, как вы понимаете, невозможно. Или же нужны некие чудодейственные силы, в которые я не верю.
— А если такие силы есть?
— Ах, ну да — вы же у нас Дракон Востока, — с холодной иронией заметил Гэрэл.
— А вы, значит, не считаете себя избранником Белого Тигра?
— Я не настолько высокого мнения о себе.
— А мне, наоборот, охотно в это верится.
— Вы же не серьезно, правда? Тигр, Дракон, их избранники… Вы ведь образованны и умны — ни за что не поверю, что вы, словно какой-то крестьянин, верите в Четырех Богов.
– Богам, по большому счету, неважно, верят в них или нет. Вера — она нужна не богам, а людям. И я не считаю, что вера во что-то равна глупости, — спокойно сказал Юкинари. — Жаль, что вы ни во что не верите, ни во что не верить — это тяжело…
— Мне тяжело поверить в то, чего я не видел. Впрочем, я искренне завидую тем, кто верит: я тоже хотел бы иметь объяснения на все случаи жизни и всегда быть уверен в собственной правоте, — Гэрэл сказал это уже серьезно, без насмешки — с Юкинари ему было трудно быть иронично-высокомерным.
Юкинари покачал головой.
— Дело не в правоте... Но мы, думаю, об этом еще поговорим. И все же забавно... — он улыбнулся, — ...забавно ваше яростное отрицание всего чудесного в сочетании со слухами, которые о вас ходят.
— Неужели даже в Рюкоку мной пугают детей? — предположил Гэрэл.
— Пугают, — подтвердил Юкинари. — И неудивительно — с вашей-то странной внешностью. И говорят, что вы владеете сверхъестественной силой, и мать ваша тоже была колдунья…
— Ну конечно. А отцом — водяной, — Гэрэл усмехнулся немного искусственно, потому что уже знал, что скажет Юкинари дальше.
И Юкинари сказал именно то, что должен был — на первый взгляд немного невпопад:
— Я всегда любил рассказы о Чужих, яогуай… Говорят, у них странные, совсем не такие, как у нас, лица, и среди них много людей со светлыми волосами. Говорят, они умеют творить волшебство, не стареют и не умирают...