Сломленные
Шрифт:
Когда вошла Дженни, парень вопросительно взглянул на нее:
— Он умер?
Она покачала головой:
— Нет. Но вы чуть не убили его, если вам от этого легче.
Он промолчал.
— Как вы узнали?
Дэвид ответил устало:
— Спросите Наташу Линтен из района муниципальных домов. Эти дети на фотографиях… Там есть и ее дети.
Дженни кивнула:
— Хорошо. Сейчас с вами поговорит дежурный врач. Мы должны знать состояние вашего здоровья.
Он спросил:
— Как мой… Как Билли?
Он не мог заставить
— Будет жить.
Дэвид пожал плечами и хлебнул чая.
— Я знаю, что должен был прикончить ублюдка, — сказал он безжизненным голосом. — Но, полагаю, живой он принесет вам больше пользы, так?
— Да, разумеется.
— Какое обвинение мне предъявят?
Дженни положила руку юноше на плечо и мягко произнесла:
— Давайте не будем торопиться, ладно? Вы испытали сильный шок, приятель, и вам нужно прийти в себя после всего, что произошло. Ничего не рассказывайте, пока не переговорите с хорошим адвокатом. Могу порекомендовать кого-нибудь конкретно, если не хотите дежурного адвоката.
— Спасибо.
Когда она застучала в дверь, чтобы ее выпустили, он сказал оживившимся голосом:
— Его ведь посадят, правда? Я хочу сказать — посадят надолго? Он ведь получит, что заслужил?
— Если все будет по-нашему, многим из них долго не видать свободы.
Дэвид успокоенно кивнул и закурил еще одну сигарету.
Наташа Линтен перепугалась не на шутку.
Роберт Бейтман сообщил ей, что на лестнице ждет полиция и собирается ее арестовать за жестокое обращение с детьми, преступную халатность и разрешение использовать детей для производства порнографической продукции.
Роберт, ее главная опора, которому она звонила, когда у нее возникали проблемы, который выслушивал все ее жалобы и всегда находил для нее немного денег, если она оказывалась на мели, смотрел на нее сейчас словно на грязь, прилипшую к его ботинку.
— Как ты могла подумать, что тебе сойдут с рук все твои художества? Так обращаться с этими прекрасными детьми, позволять взрослым мужчинам и женщинам использовать их…
Она закрыла уши руками:
— Прекрати, прошу тебя. Я только одалживала детей на время. Я и не подозревала, что с ними делают какие-то гадости. Пожалуйста, Роберту ты должен мне помочь! Поверь мне, я больше никогда не обижу детей.
Он нетерпеливо оттолкнул ее.
— Прибереги обещания для полиции. Мне ты уже можешь ничего не говорить.
Роберт обвел рукой гостиную:
— Посмотри на свою квартиру! Вонючая помойка и та выглядит чище. Мне давно следовало настоять, чтобы детей у тебя отобрали. Сколько я с тобой мучился! Ребят отдали приемным родителям, и, слава богу, теперь они далеко от тебя и от того, во что ты их втянула, хотя последствия этого будут ощущаться еще много лет. За все случившееся ты можешь благодарить только себя, дорогуша. Только себя.
Таша заходилась в плаче:
— Я не знала, говорю же тебе! Роб, пожалуйста, ты
Он открыл дверь, впустив полицейских. Кейт все еще была в своем красном костюме — ее вызвали из больницы по пейджеру. Она даже обрадовалась предлогу уехать — такое напряжение витало в больничном воздухе. Глядя на рыдающую девушку, Кейт почувствовала отвращение. Отвращение и ни капли жалости. Да, она изменилась.
— Вы не можете так просто взять и войти сюда без ордера!
Кейт, не обращая на Ташу никакого внимания, наблюдала за тем, как полицейские методично перерывают квартиру. Она хотела, чтобы Наташа поприсутствовала при обыске. Пусть эта невежественная девица знает: полиция камня на камне не оставит в поисках банды педофилов.
Полицейские громили ее жилище, и Наташа слышала их презрительные комментарии:
— Да это просто помойка, черт!
Кейт внимательно следила за реакцией девушки.
Кроватки детей, насквозь пропитанные мочой, разрезались бритвами и выворачивались наизнанку в поисках новых улик, хотя все прекрасно понимали: того, что есть, уже более чем достаточно.
Наташа находилась на грани истерики.
Она будет говорить.
Дэвид Рейли последовал совету Дженни и взял себе адвоката, которого она порекомендовала. Адвоката звали Карен Лоусон, это была привлекательная женщина лет тридцати.
Карен прекрасно знала, что ее клиент пользуется большой популярностью в полицейской среде. Это ее радовало. По крайней мере, теперь она сможет свободно общаться с сотрудниками уголовного отдела и ей не придется морочить им голову юридическим жаргоном и использовать другие уловки, чтобы добиться для своего клиента мягкого приговора. Уже шли разговоры о выдаче обвиняемого на поруки на основании чистосердечного признания.
Дэвиду Рейли предъявили обвинение в попытке совершения убийства в состоянии аффекта. Когда он давал показания, голос его звучал четко и спокойно. Он не скрывал, что при нападении использовал всю свою силу.
Кейт и Дженни слушали его рассказ о том, как он разоблачил отца:
— Оказалось нетрудно выудить из него правду. Он выпил пива в пабе, так что язык у него развязался. Я спросил его, видел ли он Ташу, и он рассмеялся. Потом я отпустил несколько шуток на ее счет, упомянул в разговоре имена ее детей, и он начал мне все о них рассказывать.
Дэвид опустил голову и тяжело вздохнул:
— Он просто забылся. Он знал о ее детях практически все, утверждал, будто самая младшая уже получала удовольствие от всех этих мерзостей…
Он с силой потер лицо руками.
— Я напрямую спросил его: «Ты маньяк?» Но я уже знал ответ. Я напомнил ему слова Таши, когда она спьяну проболталась в пабе.
Он облизнул пересохшие губы и уставился на женщин затравленным взглядом.
— Вы можете себе представить, что задаете такой вопрос человеку, которого любили всю жизнь? Да о таком даже подумать страшно.