Слова сияния
Шрифт:
— Макоб сказал, что вы поступили мудро, спросив его мнение, и что, скорее всего, мы остановимся здесь. У каждого военного лагеря защищенные границы, и нас вряд ли пропустят внутрь ночью. Кроме того, он не уверен, что мы успеем туда до прихода сегодняшнего сверхшторма.
Сбоку, все еще не открывая глаз, ухмыльнулась Тин.
— В таком случае останавливаемся, — проговорила Шаллан.
ГЛАВА 32. Тот, кто ненавидит
Предательство
Наш разум — в их царстве. Тяжелое бремя.
И дарит лишь формы. А больше потребуй,
И не обойтись без умнейших из спренов.
Бессильны мы дать то, что людям подвластно:
Ведь мы — лишь бульон, а люди — их мясо.
Каладину снилось, что он был штормом.
Он предъявил права на всю землю и теперь проносился по ней волной очищающей ярости. Перед ним все размывалось и рушилось. Под покровом его темноты земля возрождалась.
Он парил, оживая молниями, вспышками его вдохновения. Дующие ветра были его голосом, гром — его сердцебиением. Он ошеломлял, преодолевал, затмевал и...
И он уже делал это прежде.
Понимание пришло к Каладину, как вода, просачивающаяся под дверь. Да. Этот сон снился ему прежде.
Он с усилием развернулся. Перед ним простерлось лицо, огромное, как вечность, мощь бури, сам Отец Штормов.
— СЫН ЧЕСТИ, — пророкотал голос, подобный ревущему ветру.
— Это правда! — прокричал Каладин в бурю. Он сам был ветром. Спреном. Каким-то образом он мог говорить. — Ты настоящий!
— ОНА ДОВЕРЯЕТ ТЕБЕ.
— Сил? — спросил Каладин. — Да, доверяет.
— ОНА НЕ ДОЛЖНА.
— Ты тот, кто запретил ей прийти ко мне? Ты тот, кто удерживает спренов?
— ТЫ УБЬЕШЬ ЕЕ. — Голос, такой глубокий, такой мощный, звучал печально. Скорбно. — ТЫ УБЬЕШЬ МОЕ ДИТЯ И ОСТАВИШЬ ЕЕ ТЕЛО НЕЧЕСТИВЫМ ЛЮДЯМ.
— Я не сделаю ничего подобного! — крикнул Каладин.
— ТЫ УЖЕ НАЧАЛ.
Шторм продолжался. Каладин увидел мир сверху. Корабли в защищенных бухтах, качающиеся на яростных волнах. Армии, сжавшиеся в долинах, готовящиеся к войне на местности, покрытой множеством холмов и гор. Огромное озеро, высохшее перед его прибытием, — вода ушла в отверстия в скале.
— Как я могу это предотвратить? — требовательно спросил Каладин. — Как я могу ее защитить?
— ТЫ ЧЕЛОВЕК, ТЫ СТАНЕШЬ ПРЕДАТЕЛЕМ.
— Нет, не стану!
— ТЫ ИЗМЕНИШЬСЯ. ЛЮДИ МЕНЯЮТСЯ. ВСЕ ЛЮДИ.
Континент оказался таким громадным. Столько людей, говорящих на языках, которых он не понимал, прячущихся в своих комнатах, своих пещерах, своих долинах.
— ДА, — сказал Отец Штормов. — ТАК ВСЕ И ЗАКОНЧИТСЯ.
— Что? — закричал Каладин ветру. — Что изменилось? Я чувствую...
—
Что-то выросло перед Каладином. Второй шторм, с красными молниями, такой огромный, что континент — даже весь мир — казался ничем в сравнении с ним. Все накрыла его тень.
— Я СОЖАЛЕЮ, — сказал Отец Штормов. — ОН ИДЕТ.
Каладин проснулся, его сердце колотилось в груди.
Он чуть не упал со стула. Где же он? Пик, королевский зал совета. Каладин присел на мгновение и...
Его лицо покраснело от смущения. Он задремал.
Адолин стоял рядом, разговаривая с Ренарином.
— Не уверен, выйдет ли что-то из этой встречи, но я рад, что отец на нее согласился. Я почти потерял надежду на то, что случится нечто подобное, учитывая, сколько времени понадобилось посланнику паршенди, чтобы прибыть к нам.
— Ты уверен, что тот, кого ты встретил, — женщина? — спросил Ренарин.
Он выглядел более расслабленно с тех пор, как окончательно установил связь с Клинком пару недель назад, и ему больше не требовалось носить его везде с собой.
— Женщина, Носитель Осколков?
— Паршенди довольно странные, — пожал плечами Адолин.
Он бросил взгляд на Каладина, и его губы сложились в ухмылку.
— Спишь на работе, мостовичок?
Рядом покачивалась протекающая ставня, вода просачивалась сквозь дерево. Навани и Далинар должны находиться в соседней комнате.
Короля не было.
— Его величество! — воскликнул Каладин, неуклюже вскочив на ноги.
— В уборной, мостовичок, — пояснил Адолин, кивнув на другую дверь. — Ты способен спать во время сверхшторма. Впечатляет. Почти так же сильно, как то, сколько слюней ты напустил, пока дремал.
Нет времени для насмешек. Этот сон... Каладин повернулся к балконной двери, часто дыша.
«Он идет...»
Каладин распахнул балконную дверь. Адолин закричал, Ренарин окликнул его, но Каладин не обратил на них внимания, встретившись с бурей.
Ветер все еще завывал, а дождь барабанил по каменному балкону с таким звуком, будто ломались сучья. Однако молнии прекратились, а ветер, хоть и интенсивный, и близко не был настолько сильным, чтобы выворачивать валуны или рушить стены. Шторм растратил большую часть своей силы.
Темнота. Ветер, ударяющий в него из глубин небытия. Каладин почувствовал себя так, словно стоял над самой Пустотой, Бездной, известной в старых песнях под именем Брэйз. Обиталище демонов и чудовищ. Он нерешительно шагнул вперед, в свет, лившийся на мокрый балкон из все еще открытой двери. Он нащупал перила — неповрежденную безопасную секцию — и вцепился в них холодными пальцами. Дождь бил по щекам, просачивался сквозь униформу, пробирался через ткань в поисках тепла.
— Ты с ума сошел? — требовательно спросил Адолин с порога. Каладин едва слышал голос принца сквозь ветер и отдаленные раскаты грома.